Будущее за обществом труда - [97]

.

Источник подобных суждений — в непреодоленности дуализма в решении вопросов о соотношении общего и единичного, общества и индивида, социологического и антропологического методов. Через этот дуализм, как известно, не смог перешагнуть даже Гегель, поскольку общее и единичное у него в конечном счете выступают как две противополжные сущности: общее как особая духовная сущность (идея) противостоит единичному, которое из-за своей конечности никогда не сможет подняться до истинной всеобщности. У Гегеля общее — принадлежность абсолютной идеи, обладает самостоятельным от единичного существованием только мистически воплощается в единичном, эмпирически и конечно существующем. В вопросах соотношения общества и человека действительным субъектом, по Гегелю, становится мистическая субстанция, а реальный субъект предстает как нечто, как инобытие и момент этой субстанции. Дуализм здесь проявляется как раз в том, что Гегель не рассматривает всеобщее как действительную сущность действительного человека, т. е. существующего, определенного, конечного. Другими словами, действительное существо он не считает подлинным субъектом общества.

Исторический материализм в лице К. Маркса, а не его истолкователей из числа неокантианцев, всегда настаивал на приоритете действительного человека, на том, что именно он составляет базис общества (носитель общего), является его творцом (субъектом истории), его исходным пунктом и т. д. К. Маркс не мог согласиться с Гегелем и тем более с Прудоном в том, что человек (единичное) есть лишь превращенная форма некой духовной субстанции, некого общего, стоящего над действительными индивидами. На самом деле, общество (общее), по К. Марксу, образует свойство, сущность действительного субъекта, и именно индивид есть подлинный субъект всеобщего и бесконечного. Поэтому общественная история людей есть всегда лишь история их индивидуального развития, а свободное развитие каждого — условие такого же развития всех. Общественные отношения, посредством которых происходит это развитие, относятся к индивидуальности людей, а не являются чем-то внешним для них. Общество (общее) есть не некая абстрактно-всеобщая сила, противостоящая отдельному индивиду, а его творение. Оно является сущностью каждого отдельного индивида, его собственной деятельностью, его жизнью. С этой точки зрения человек всегда остается субъектом создаваемых им социальных форм своего существования — семьи, государства, гражданского общества и т. д., которые выступают как общие для всех людей.

Итак, преодоление дуализма общего и единичного сводится к следующему:

общество и индивид не есть две противоположные сущности. Если одна их них, скажем, общество, преподносится как некая особая над индивидами (надындивидуальная, деперсонифицированная) сущность, то она теряет свою действительность (необходимость), свою истинность, свое оправдание. И, наоборот, если другая сущность — индивид — лишается свойства быть носителем общего, субъектом общества, не доводится до уровня всеобщности, то и он не будет действительной, истинной личностью. Общество и индивид по необходимости образуют две различные, противоречивые стороны одной и той же сущности. Сущность у общества и индивида одна, она и составляет основание для них обоих, для их различия и единства, выступает единством различия и единства, и одновременно различием единства и различия.

Такое решение вопроса о соотношении человека и общества, т. е. преодоление дуализма общего и единичного, предполагает соблюдение двух исходных правил метода познания социальной сущности человека. Первое из них — это рассмотрение человека (индивида) в качестве отправного пункта анализа общества и его базиса. Ни обществу в целом, ни социальной группе не следует приписывать самостоятельное, независимое от составляющих их личностей существование. Действительным субъектом общества и всех социальных образований остается человек, индивид. В той мере, в какой социология при анализе общества исходит из реального человека (а не из социального действия или отношения взаимодействия и т. п.), она принимает антропологический метод, делая его и своим методом. Социология не может не согласиться с социальной антропологией в том случае, когда последняя стремится наполнить себя специфическим содержанием на пути движения познания от человека как субъекта к обществу, к объективизированным формам социального бытия. Нужно лишь дополнить эту мысль: отдельный человек приобретет мощь, станет человеком с большой буквы, если будет возведен на уровень всеобщности, т. е. если его индивидуальная сущность станет одновременно и его общественной сущностью, совокупностью всех общественных связей и отношений. Лишь когда индивидуальный человек в своей эмпирической жизни, в своем индивидуальном труде, в своих индивидуальных отношениях станет родовым (общественным) существом, будет действовать по меркам любого вида, освоит свои собственные силы как общественные, тогда совершится человеческая эмансипация [321]. Очевидно, что такое понимание проблемы не имеет ничего общего с приписываемой К. Марксу мыслью об однолинейной детерминированности человека социальной средой, системой общественных отношений, о безоговорочном приоритете общества над личностью, о вторичности человека по отношению к объективным, деперсонифицированным, надличностным структурам. Приходится лишь сожалеть, что авторы подобных суждений не подтверждают их ссылками на работы самого К. Маркса, ограничиваются «безличностными» обвинениями в адрес исторического материализма, полагая, видимо, что антропологический метод не учитывается социологическим методом материализма.