Будущее общество - [6]

Людям должна быть предоставлена свобода группироваться. Если такие группы затем найдут нужным вступать между собою в федерации, пусть делают это в той мере, в какой сочтут полезным для себя. Желающие остаться вне федерации — пусть остаются; пусть каждый умеет уважать свободу соседа, если хочет, чтобы уважали его свободу.

Одна лишь индивидуальная инициатива может обеспечить успех революции. Централизация всегда является тормазом в распространении новых идей, между тем как нужно не затруднять их развития, а напротив способствовать их свободному расцвету.

Каждый отдельный человек должен быть приучен мыслить и действовать за собственный риск и страх, не ожидая импульсивного толчка со стороны. Если мы достигнем того, что в своих делах будем расчитывать только на самих себя и сумеем заставить уважать нашу личную свободу, одновременно уважая чужую, то в этом будет заключаться один из элементов успеха в осуществлении нашего будущего благополучия.

Не декреты центральной власти, а наша собственная энергия уничтожит все механизмы современного социального строя.

Лишь только начнется борьба, мы должны будем прежде всего стараться распространить вокруг себя начавшееся движение, не путем рассылки в деревни огромных количеств прокламаций, как это делали во время прежних революций, а доставлением туда предметов первой необходимости, земледельческих орудий, какие найдутся в городах, а также людей, которые научат крестьян пользоваться ими.

Факты красноречивее слов, и указанный способ — единственный, каким можно убедить крестьянина, что его интересы тесно связаны с интересами фабричного рабочего, и что, так как интересы их общи, то общими должны быть и стремления.

По всей вероятности движение примет самые разнообразные формы: то оно будет местное, ограничится одной деревней и будет немедленно подавлено; то распространится в целом округе и на некоторое время удержится, причем будут делаться попытки провести в жизнь те или иные формы социальных концепций.

Точно также разнообразны будут и причины: они могут быть экономические или политические, но какова бы ни была исходная точка движения, оно, если борьба продлится, неизбежно примет экономический характер.

Кто может предсказать, где и когда начнется эта война? Величайшие социальные несправедливости творятся, видимо не вызывая протеста толпы, и рядом с этим какой-нибудь пустяк способен зажечь всеобщий пожар.

Конечно, может случиться, и наверно даже случится, что движение будет подавляться прежде, чем рабочие окрестных местностей присоединятся к восставшим; но в области идей, как в физике, сила не теряется; сотрясение передается всем тем, кто страдает от тех же причин, что и восставшие, и стремится к одной с ними цели.

Пример заразителен, и идеи, как бы носясь в воздухе, передаются быстро. Бывают моменты, когда напряженность положения событий увлекает отдельных личностей, помимо их воли, в общем урагане. Одни и те же причины порождают одни и те же факты: везде рабочие истомлены игом эксплуатации; везде они хотят, чтобы их считали равными, а не низшими; везде в них проснулись чувство личного достоинства и сознание своей силы, и везде у них одно и то же горе и одни и те же упования.

В настоящий момент мир можно сравнить с площадью, уставленной фейерверком, где, смотря по направлению, которое примет первая ракета, или по очереди загорится каждая следующая, или все вместе вспыхнут одновременно; легко может статься, что от первого же толчка нарушится в обществе равновесие, поддерживаемое насильем.

ГЛАВА II. Революция и Дарвинизм.

Когда Дарвин обнародовал свою теорию „Эволюции”, все оффициальные ученые, видя в ней только ниспровержение догмата о сотворении мира Богом, ополчились против него. Ранее они точно также расправились с Ламарком, но с того времени мысль прогрессировала, умы были подготовлены, и идея „эволюции” устояла против их нападок и получило права гражданства в ученом мире.

В противовес к сказанному, в некоторых сферах усмотрено было в этой теории оправдание современного политического режима и осуждение революционных стремлений пролетариата, оправдание эксплуатации, тяготящей над ним, и „борьба за существование”, „половой подбор”, „эволюция” появились под столь разнообразными приправами, что английский ученый, наверно, не мог признать за воплощение своей идеи ту окрошку, которую ему преподнесли.

Ухватившись за теории продолжателя Ламарка, Гете и Дидро толпа жалких комментаторов вздумала применить теорию „борьбы за существование” к человеческому обществу, расширив ее до пределов, о каких, несомненно, никогда не мечтал сам автор.

„В виду тяжелых условий существования — говорят они — общество естественно разделилось на два класса: на обеспеченных и работников[1]. Земля не производит достаточно, чтобы обеспечить каждому удовлетворение его потребностей, отсюда проистекает борьба, а следовательно имеются победители и побежденные. Правда, побежденные обращаются победителями в рабов, но ведь это естественное последствие борьбы; зато борьба двигает прогресс человеческого рода, побуждая отдельных индивидуумов развивать свои умственные способности, чтобы не исчезнуть с лица земли”.