Будуар Анжелики - [61]

И надо же было случиться такому, что спустя буквально минуту после того, как горничная, спустившись в гостиную, где посланник терпеливо выслушивал невнятную просьбу «Мсье Иа» замолвить за него словечко перед Его Величеством, доложила о том, что его супруга благополучно подготовлена ко сну, сверху донесся отчаянный женский крик.

Посланник и «Мсье Иа» взбежали на второй этаж. Дверь спальни, отведенной высокой гостье, была плотно закрыта, но именно из-за нее продолжали раздаваться крики о помощи.

Навалившись на дверь, мужчины сорвали ее с петель и ворвались в комнату, где их глазам предстала весьма неприглядная картина: кровать со смятой постелью, Жослен со спущенными штанами и супруга посланника в разорванной ночной рубашке, отчаянно пытавшаяся воспрепятствовать его стремлению раздвинуть ее длинные белые ноги. Первое мгновение наш чадолюб пребывал в остолбенении, а затем схватил своего отпрыска за шиворот и выбросил из окна второго этажа.

Упав на цветочную клумбу, Жослен понял, что отношения с отцом отныне уже не будут столь безоблачными, а посему решил, не дожидаясь новых неприятностей, покинуть отчий дом и подождать на безопасном расстоянии прихода того вожделенного времени, когда можно будет вступить в него полноправным наследником.

Пока «Мсье Иа» пытался смягчить справедливый гнев английского посланника, Жослен пробрался в его кабинет, опустошил шкатулку с драгоценностями, затем, воспользовавшись отсутствием одной из горничных, похитил из ее сундучка платье и обувь, после чего скрылся в близлежащем лесу…

А через несколько часов он, в женском обличье, постучался в ворота монастыря бенедиктинок.

Игуменья, тощая кляча, иссушенная многолетним подавлением души и умерщвлением и без того отвратительной плоти, выслушала взволнованный рассказ миловидной девушки, служившей горничной у одного дворянина, сын которого предпринял попытку лишить ее самого главного достояния девушки — чести. Когда же она воспротивилась этим домоганиям, ее обвинили в краже столового серебра и уже отвели к судье, как стало известно, что серебро совершенно случайно отыскалось, причем под кроватью ее преследователя, который после случившегося не только не раскаялся в своих кознях, но еще и поклялся сжить со свету непокорную девушку. Зная его злобный и мстительный нрав, она сочла за лучшее уйти из имения куда глаза глядят…

Жослен говорил настолько искренне, настолько проникновенно, а по его щекам, которые вполне можно было принять за девичьи, катились такие крупные слезы, что игуменья, избавив его от дальнейших расспросов, распорядилась отвести новоявленную «сестру Колетт» в келью, недавно освободившуюся вследствие безвременной кончины одной из христовых невест.

Разумеется, это обстоятельство ни в коей мере не могло смутить душевный покой закоренелого плута, и он уже спустя несколько дней чувствовал себя в обществе полусотни монахинь столь же непринужденно, сколь чувствует себя щука в окружении доверчивых пескарей.

Он уже наметил первых своих жертв, среди которых блистала девственной красотой сестра Агнесса, хрупкая, белокурая, отрешенная от земных печалей и забот, как нельзя более соответствующая миссии христовой невесты.

Вот с нее-то наш плут и решил начать осквернение монастыря.

Можно сделать уверенный вывод относительно того, что Жосленом двигала не столько неуемная похоть, сколько низкое стремление к ниспровержению святости, а это уже явное свидетельство наличия сатанинского начала в человеке…

Лафонтен отпил немного вина из стоящего на столике перед ним хрустального бокала и продолжил:

— Жослен неторопливо, как кот, играющий с мышью, начал входить в доверие к сестре Агнессе, проявляя при этом такую высокую святость и такое приниженное смирение, что ему мог бы, наверное, позавидовать и мольеровский Тартюф.

Неискушенная девушка, выросшая вдали от мирской суеты, восприняла новую подругу как мученицу, страстотерпицу, посланную самим Богом, чтобы укрепить ее дух, не всегда обладающий должной силой, способной противостоять искушениям врага всего сущего.

Жослен осторожно выведал у Агнессы все, что имело отношение к особенностям ее характера, в частности, то, что девушка панически боится грозы, почему-то воспринимая это привычное явление природы как Божий гнев, обращенный именно на нее, не проявляющую, видимо, должного религиозного рвения.

Их кельи располагались на одном этаже недалеко одна от другой, так что сестра Агнесса довольно часто навещала сестру Колетт, делясь самыми сокровенными переживаниями своей незапятнанной души.

В конце концов произошло то, что непременно должно было произойти в мире, где добродетель так же беззащитна перед дьявольскими кознями, как молитва перед остро отточенным железом.

Во время сильнейшей грозы, когда молнии превращали темную ночь в ясный день, а гром гремел с такой силой, что, казалось, вот-вот упадут, подобно Иерихонским, мощные монастырские стены, сестра Агнесса, охваченная благоговейным ужасом, вбежала в келью сестры Колетт… ну а там Жослен вволю натешился ею, объяснив свое чудесное превращение в мужчину благодатью Божьей, направленной на то, чтобы поддержать таким образом слабеющий дух одной из самых любимых дочерей Своих…