Будьте осторожней с комплиментами - [69]

Глава девятнадцатая

Грейс хваталась за любой шанс побыть с Чарли, поэтому она не колеблясь согласилась присматривать за ним и дальше в тот день, пока Изабелла займется «срочным делом», как она выразилась.

— Не беспокойтесь, — сказала Грейс. — Мы с Чарли пойдем навестить мою подругу Мэгги. Она болеет — не беспокойтесь, ничего заразного, просто желчный камень, и наш визит взбодрит ее. Она еще не знакома с Чарли и наверняка его полюбит.

Изабелла попыталась вспомнить, кто такая Мэгги. У Грейс было много подруг, о чьих подвигах и романах она иногда в подробностях рассказывала Изабелле. Но кто же такая эта Мэгги?

— Вы, конечно, помните Мэгги, — продолжала Грейс. — Я вам о ней рассказывала. Когда-то она была медиумом, но пережила ужасный испуг и перестала этим заниматься. Она увидела кое-что неприятное.

— Как Ада Дум, — предположила Изабелла. — Которая увидела что-то мерзкое в дровяном сарае и так и не пришла в себя. «Неуютная ферма».[29] — Это было очень смешно, но Грейс вряд ли с ней согласится.

— Нет, — возразила Грейс. Там другое. Не имеет ничего общего с дровяным сараем. Но тем не менее очень страшная вещь. Мэгги не говорит об этом, но я знаю, что она время от времени об этом думает.

— Вот в чем проблема с медиумами, — рискнула высказаться Изабелла. — Насколько нам известно, будущее может быть неприятным, это предвидение на самом деле…

Она не закончила свою мысль, так как взгляд Грейс был весьма недвусмысленным. Она не любила обсуждать свою веру в спиритизм — это было вопросом веры.

— Ну хорошо, — бодрым тоном сказала Изабелла. — Надеюсь, Мэгги чувствует себя лучше. Желчный камень может очень беспокоить.

У Изабеллы был поздний ланч, и она накормила Чарли. Затем, когда он задремал — он должен был выспаться перед визитом к Мэгги, — она отправилась в гараж у дома. Внутри этого маленького строения без окон было темно, и ей пришлось на ощупь искать выключатель. Но как только она включила свет, таинственные тени превратились в то, чем они были на самом деле: в ее зеленый шведский автомобиль, связки прошлогодней лаванды, которые она подвесила на балки крыши и забыла, аккуратно свернутые шланги для поливки, велосипед, которым она больше не пользовалась.

Изабелла села в машину и сразу же ощутила запах кожаных сидений. Это был успокаивающий запах штучного товара, столь редкий в эпоху шаблонной пластмассы. Рука какого-то шведа изготовила из этой кожи сиденья и сделала это с той же тщательностью, что и мотор, который ни разу ее не подвел и сейчас послушно завелся, отчего колеса слегка задрожали, словно в предвкушении поездки.

Транспорта было немного, когда она ехала по Колинтон-роуд, а затем по Стерлинг-роуд. Справа от нее тянулись до самого Фёрт-оф-Форта поля созревающих масличных культур экстравагантного желтого цвета. А за ними, к западу, высились холмы Файфа и Стерлингшира — голубовато-зеленые, неясно вырисовывавшиеся при теплом полуденном свете. Изабелла открыла окошко со своей стороны и с удовольствием вдохнула воздух, насыщенный ароматами сельской местности: скошенное сено, вода, сама земля. В небе были облака, но тонкие и клочковатые, и они быстро проплывали в вышине. А дальше ничего не было — только перевернутая голубая чаша над Шотландией.

Изабелла не спешила. У нее уйдет полтора часа, чтобы добраться до Комри по дороге через Брако, и она решила наслаждаться путешествием. Конечно, ей было над чем подумать, но она знала, что стоит ей задуматься о том, что она собирается сделать, — и она начнет думать только о сложностях и о причинах, по которым не стоит этого делать. В конце концов она решила поверить тому, что миссис Бьюи рассказала о Мак-Иннесе. Она собиралась заняться поисками Фрэнка Андерсона — и не потому, что сомневалась, что он и есть пропавший восемь лет назад Мак-Иннес, а потому, что уже далеко зашла. Она занялась расследованием того, что стоит за этими картинами, и обнаружила тщательно охраняемую тайну о том, что художник жив. Ей было неясно, чего она добилась, — разве что удовлетворила свое любопытство, которое одолело ее, когда она усомнилась в подлинности картин. В результате было доказано, что картины подлинные. Когда Гай Пеплоу взглянул на них и заявил, что это Мак-Иннес, он был совершенно прав. Глаза его не подвели, ибо это действительно был Мак-Иннес.

В каком-то смысле Эндрю Мак-Иннес и его друг, миссис Бьюи, никого не обманули. Мак-Иннес написал картины Мак-Иннеса — какие же еще он мог написать? — а миссис Бьюи предложила картины Мак-Иннеса на продажу и в галерею, и на аукцион. Единственной ложью со стороны миссис Бьюи было то, что картины были предложены как работы покойного художника. Изабелла не была уверена, что же из этого вытекает, но, по крайней мере, была убеждена, что такое не повторится. В этом заверил ее сам Уолтер Бьюи, когда провожал Изабеллу из дома.

— Моя мать никогда ни за что не извинялась, — сказал он, оглянувшись через плечо. — Мне стыдно за нее. Действительно стыдно. Я знаю, что она стареет, но…

Изабелла взглянула на него. Питер Стивенсон был прав: Уолтер Бьюи человек прямой. Что бы ни говорили о старомодном Эдинбурге, он прямой и честный. Возможно, сдержанный и гордый, но прямой.