Будьте красивыми - [73]

Варя разволновалась. Волновался и Игорь. Туман все плотнее обступал их. Они шли и шли по дорожке в глубь парка и наконец вышли в поле, на узкую проселочную дорогу, обсаженную деревьями. В поле туман казался еще плотнее. Варя еще ближе прижалась к Игорю, и ей представлялось, что на всем свете остались только они двое — и мир от этого не стал пустыннее, а стал даже богаче, уютнее, теплее.

— Раз, два, три, четыре, — считала Варя. — Время идет медленно, Игорь! Жизнь идет медленно. Четыре дня! Всего четыре дня прошло, как мы приехали на задание. И я будто всю жизнь наказанная и не знаю, когда освобожусь. Думается, освобожусь от наказания — и война кончится, и я стану другой, совсем другой, Игорь.

— Мы все другими будем, Варя.

Они остановились на дороге, плечом к плечу, переплетя руки и напряженно вглядываясь вперед, в непроницаемую мглу.

— Хотя бы одним глазком посмотреть, что после войны будет, хотя бы одним глазком! — воскликнула Варя. — Хорошо, наверное! После такой войны стыдно будет жить плохо…

Впереди, в тумане, что-то мелькнуло, потом совершенно явственно послышался топот кованых сапог по дороге, нетерпеливый, простуженный голос: «Шнель, шнель!» — и, прежде чем Игорь понял, что это немецкий голос, что они с Варей столкнулись с бродячими немецкими солдатами, которые не только ночами, но часто и днем пробирались из окружения, что у них с Варей не было никакого оружия, — прежде чем понять все это, Игорь громко крикнул, и его голос прозвучал в тумане необычно звонко:

— Стой, кто идет!..

В ответ задрожала земля, загремели кованые сапоги, донеслось ругательство, загремело железо о железо и наконец пыхнул огонь автомата. Игорь схватил Варю в охапку и бросился в придорожную канаву.

И все смолкло, как будто ничего не было, и Игорь лежал не шевелясь, припав к земле, прикрывая собой Варю и вдыхая пряный, свежий, целомудренный запах не то земли, не то Вари. Вдруг вздрогнул.

— Варя, Варя! — прошептал он, тормоша Варю за плечо. — Варя!..

Минуту выждав — и эта минута была с вечность, — он схватил ее изо всех сил, повернул к себе, и Варя перевела дыхание, прошептала:

— Ох, Игорек, страшно! Они ушли?

И Игорь, вне себя от радости, от пережитого страха за Варю, вместо ответа прижал ее к себе, его губы сами нашли ее губы, и он стал целовать ее в губы, в глаза, в лоб, шепча вне себя от страха и радости:

— Они ушли, Варя, убежали. Это бродячие. Тебя не задело? Милая…

Слезы текли у него по щекам, слезы радости, и ему не стыдно было этих слез, даже если бы Варя и видела их.

— Милая, милая, — шептал он, целуя ее, и она не вырывалась, целомудренный запах земли и Вари, ее губ, ее волос обдавали его нестерпимым жаром, и ему нечем было дышать. Подняв голову, глотнул воздуху, прислушался: кругом ни звука, — склонясь над нею, прошептал тише, спокойнее: — Славная, хорошая моя!..

Она еще теснее прижалась к нему.

Так они лежали, прислушиваясь к темноте и мраку, и он шептал ей самые нежные, самые красивые слова, какие успел узнать в своей жизни, радуясь тому, что с Варей ничего не случилось, что пули из немецкого автомата прошли мимо них и он целует ее.

Потом они поднялись — туман стал еще гуще — крепко взялись за руки и быстро, бесшумно пошли обратной дорогой, уже не говоря ничего и как будто стыдясь того, что случилось и что было сказано. Под ногами прошелестели жестяные листья в парке, мелькнул желтый огонек у подъезда дома, скрипнула дверь в темный подвал, они пробежали по темным переходам и лестницам в ту часть дома, где жили девушки, Варя пожала руку Игорю и молча, торопливо юркнула за дверь.

И только тут вспомнила, что не отдала ему своего подарка…

Осенью погода быстро меняется. К утру посвежело, рассеялся туман, очистилось небо, раздвинулись горизонты — и все в мире снова встало на свое место, как будто в нем и не было ничего мрачного. Когда Варя выбежала утром на улицу, то зажмурилась от света. Солнца еще не было видно, оно пряталось где-то за высокими деревьями парка, а вода в пруду была настолько багрово-красной, что казалась густой, как кровь, и это было сегодня вовсе не мрачно, а красиво.

Варя присмотрелась внимательнее и увидела, что пруд не был мертвым, он будто все более разогревался изнутри, начинал тихо, еле заметно закипать и парить с поверхности, из багрово-красного на глазах становился малиновым, алым, розовым, а потом вдруг и вовсе потерял красные краски, в какой-то миг сверкнул и стал серебряным. Это вышло из укрытия солнце и заглянуло в пруд. Всемогуще солнце: оно способно дать жизнь, казалось бы, даже мертвому!..

Из другого подъезда дома, громко разговаривая и громыхая, вышли Стрельцов и Пузырев, в шинелях, с подсумками и карабинами. Варя, чего-то испугавшись, отпрянула назад, спряталась за угол. Ей представилось все, что было ночью: как она сама пошла к Игорю, как они тайком, через подвал, выбежали в парк, гуляли в тумане, взявшись за руки, а потом долго лежали в канаве под укрытием чуткой, встревоженной выстрелами ночи, и он целовал ее и шептал ей самые нежные слова, и она прижималась к нему — и жгучий стыд опалил ей сердце. Заслышав, что Игорь с Пузыревым направляются в ее сторону, она побежала дальше вокруг дома, юркнула в ту самую дверь, через которую они с Игорем выходили ночью. «Нет, нет, только не сейчас, лучше потом встретимся, когда-нибудь потом, когда не стыдно будет», — думала она, пробегая подвалом.