Будни советского тыла. Жизнь и труд советских людей в годы Великой Отечественной войны, 1941–1945 - [18]

После отдыха и перегруппировки 8 августа 18-я немецкая армия перешла в решающее наступление. Не выдержав мощных ударов штурмовиков из StG2 «Иммельман», советские войска дрогнули и снова не смогли удержать линию фронта. И хотя настоящего блицкрига уже не было, немцы продолжали методично, со скоростью около 2–2,5 километра в сутки продвигаться к своей цели. Уже вскоре гарь от пожарищ, возникающих после постоянных бомбардировок, стала доноситься до предместий Ленинграда, а в город стекалось все больше и больше беженцев. Скрывать от населения истинное положение вещей больше было невозможно. 20 августа Ворошилов и Жданов выступили с речами на партийном активе Ленинграда, в которых честно признали, что положение критическое и скоро, возможно, предстоят уличные бои в городе. В связи с этим все население следовало привлечь к оборонительным работам, в том числе молодежь и подростков. «Враг у ворот. Вопрос стоит о жизни и смерти», – сказал Андрей Жданов. Одновременно с этим был образован Военный совет обороны Ленинграда, которому было поручено руководство работами по строительству укреплений вокруг и внутри города, обучение населения приемам боя и увеличение выпуска вооружения и боеприпасов.

Тем не менее вплоть до начала осени ленинградцы жили относительно мирной жизнью. Город не бомбили, а СМИ сообщали в основном позитивные новости об «успешных атаках» на «Н-ских позициях». 1 сентября дети, как обычно, пошли в школы, а студенты – в вузы. Людям, несмотря ни на что, хотелось надеяться на лучшее. Настоящая война для жителей города пришла вечером 4 сентября, когда Ленинград сотрясли мощные взрывы артиллерийских снарядов. Они стали полной неожиданностью для населения. Все знали, что фронт близко, но, чтобы немцы могли стрелять по городу, как-то не верилось. Тем более, в отличие от авиационных налетов, о скором падении снарядов никакие гудки предупредить не смогли. Ну а через четыре дня в воздухе послышался ужасающий рев немецких бомбардировщиков…

Черный день

Хотя в первые полтора месяца войны многие жители страны уже начали понимать, что дело плохо, у большинства еще была надежда на скорый перелом. Казалось, что Красная армия вот-вот остановит врага и погонит его в Европу, что отступление – это всего лишь временное недоразумение. Но в начале августа и до оптимистов стало постепенно доходить, что война развивается не так, как пелось в предвоенных песнях.

11 августа Николай Добротвор записал в своем дневнике: «…Почему немцы все же наступают? Где наша сила? Ведь Гитлер – мелюзга сволочная, но почему же за него умирают немцы?» По дороге домой профессор встретил писателя Н. И. Кочина,[20] который недоумевал: «В чем дело? Почему мы отступаем?» Недавно последний был в деревне, и там колхозники тоже поставили его в тупик своими вопросами: «Почему был лозунг бить врага на его территории, а он не осуществляется? Согласно марксизму немцы не должны идти против страны социализма, а почему идут и всячески издеваются над нами?»[21] Подобные вопросы в те дни, вероятно, задавали себе миллионы граждан.

Между тем сводки Совинформбюро, всячески скрывая общее положение дел, раздували мелкие подробности. В этом отношении характерно высказывание двух студентов во время очередной радиопередачи: «Ну, опять будут сообщать, что захватили 100 велосипедов». На это же обращал внимание и профессор Добротвор: «Наши информсводки почти не слушают. Они, надо сказать, возмутительно плохо составляются… Мы, положим, отдали Орел или Мариуполь, об этом больше ничего, а дальше описываются подробно действия какого-нибудь партизанского отряда (убили 2 немцев) и т. д.».[22]

Переломным днем в восприятии жителями Советского Союза войны, безусловно, стало 14 августа. Именно тогда вся страна вдруг узнала, что немцы заняли Смоленск. Это действительно был гром среди ясного неба. Пока бои шли «где-то там, на западе», а в сводках мелькали города, местонахождение которых многие могли представить с большим трудом, казалось, что все равно война еще далеко. Смоленск – это не просто название города, это слово означало многое. Во-первых, это уже больше 400 километров от границы, во-вторых, всего 360 километров до Москвы. И в-третьих, в отличие от всяких там Вильно, Гродно и Молодечно, Смоленск – это древний чисто русский город. В-четвертых, это означало, что положение на фронте гораздо хуже, чем в Первую мировую, когда немцы и близко не подошли к Смоленску.

В пружинном цехе завода «Красная Этна» коммунист Гагарин во время своего дежурства даже нарисовал на эту тему картину «Смоленск взят» и юмористически подписал: «Победа будет за нами…» Правда, парторганизация цеха юмор не оценила и сообщила о творчестве Гагарина в органы НКВД. Профессор Добротвор тоже был шокирован: «Черный день. Тяжелый траурный день. Сегодня сообщили по радио, что «на днях нами оставлен Смоленск». Что же это такое?.. Непонятны две вещи: почему такое лаконичное сообщение, да еще «на днях», как будто бы оставили не Смоленск, а какую-нибудь деревню Иваньково. Ведь так и Москву можно на днях оставить… Сдача Смоленска – факт исключительного значения. Я ни о чем не могу думать. Одна мысль – Смоленск. Почему? В чем дело? Все молчат, никто не разговаривает между собой. Все подавлены… И только изредка у кого-нибудь прорвется слово «Смоленск».