Будни советского тыла. Жизнь и труд советских людей в годы Великой Отечественной войны, 1941–1945 - [16]

Все приемники коллективного слушания подлежат обязательной регистрации в местных органах связи. На пунктах коллективного слушания выделяются ответственные лица за организацию слушания, которые дают органам связи подписку в том, что они знают правила пользования приемником и отвечают за пользование приемником по законам военного времени. Пункты коллективного слушания устанавливаются лишь с согласия горкома (райкома) ВКП(б)… Организатор слушания, то есть ответственное лицо, давшее подписку, лично сам настраивает приемник и все время присутствует при слушании, не отлучаясь ни на минуту. После каждого слушания приемник должен быть заперт и опечатан в отдельной комнате или отдельном шкафу».[14]

Вот насколько государство не доверяло своему народу и боялось, что он услышит что-нибудь отличающееся от официальной пропаганды. Радиоприемник был фактически доведен до статуса объекта стратегической важности.

Не менее неоправданно жесткой была и печатная цензура. Газетам запретили буквально все. Нельзя было напечатать материал о призыве в армию, об эвакуированных и эвакуации, нельзя было хоть как-то намекать на характер продукции, выпускаемой заводом, нельзя было указать количество рабочих на том или ином предприятии, написать о нехватке тех или иных продуктов, о проблемах с уборкой урожая и даже о количестве тракторов в какой-нибудь колхозной МТС. Словом, как ни тяжела была реальная обстановка, писать надо было только об успехах и достижениях Н-ских рабочих Н-ского завода по выпуску Н-ской продукции.

Понятно, что военная цензура существовала во всех странах, но в нашей ее, как обычно, довели до полного идиотизма. Впрочем, однообразие причесанных и отглаженных статеек вскоре научились разбавлять красочными рассказами о реальных и вымышленных зверствах германской армии, которые, однако, народу тоже вскоре надоели из-за своей примитивности и убогости.

Советская пропаганда в первые месяцы войны столкнулась со сложной проблемой. В 20–30-х годах народу постоянно внушали, что главные враги СССР – это империалисты Англии, Франции и США. После гражданской войны в Испании в список противников попали также Италия и Германия, но ненадолго. После заключения пакта Молотова – Риббентропа критика фашизма полностью прекратилась. Наоборот, народу начали говорить, что у Гитлера хоть и «национал», но все же социализм. И тут такой поворот: «фашисты» – лютые враги, а «капиталисты» – Англии и США – наоборот, наши лучшие друзья.

Причем объяснять все это массам должны были малообразованные партийные работники и агитаторы. Неудивительно, что в голове у людей возникла сущая каша. Даже журналисты не смогли сразу перестроиться. К примеру, 25 июля газета «Городецкая правда» напечатала в одной из статей: «Ребята знают от взрослых, что значит капиталисты и фашисты. Это изверги, людоеды…» Однако начальству эта формулировка показалась не отвечающей «современной международной обстановке» – то есть фашисты, может, и людоеды, а капиталисты – это смотря какие.[15]

В итоге партийные лекторы и агитаторы часто получали от населения вопросы, на которые при всем желании не могли дать ответа.

Вот, к примеру, что спрашивали в анонимных записках у лектора В. П. Кустова жители городов Дзержинска и Горького:[16]

«Вы сообщили, что, прежде чем заключать договор, надо знать, с кем заключаем. Когда заключали договор с Германией, мы думали, будет рай, но обманулись. Может быть, нас обманут англичане и американцы?

Не лучше ли было вместо договора с Гитлером объединить свои силы с Польшей, Францией и т. д. перед нападением Германии на эти страны и сражаться на чужой территории, не прав ли был тов. Литвинов?

Из сказанного вами следует сделать вывод, что наша страна не была подготовлена для войны с таким сильным врагом, хотя знала, что он нарушает всякие договора?

Почему, зная отношение Гитлера к договорам (сегодня подпишет любую бумажку, а завтра нарушит ее – так примерно вы цитировали Гитлера), мы все же пошли на договор с ним?

Ряд важнейших городов взят, а мы говорим, что это еще не опасно, нет ли тут успокоенности и усыпления? Не следует ли сделать призыв к народу, как Минин и Пожарский?

Что сделали с Павловым, который оказался «врагом народа», и как узнали, что он «враг народа»?

Почему наши по радио сообщают, что немецкая армия сильно истощена, даже в бою сейчас старики участвуют, но все же наши части оставляют города?

Почему так слабо реагирует на войну компартия Германии?

В предыдущие войны армии, находящиеся примерно в таком положении, в каком сейчас находится наша армия, все же на одном фронте наступали, на другом, смотря по обстоятельствам, отступали. Почему же наша армия не продвигается ни на одном из имеющихся у нас фронтов?

Почему армия не готова к войне, нет вооружения и одежды, а готовились все годы?

Почему мобилизация нашей армии началась только 22.06.1941 г.?»

Данные вопросы, заданные народом, говорят о нескольких вещах. Во-первых, люди, несмотря на лживые, пустые сводки Совинформбюро и газетное вранье, понимали, что положение на фронте катастрофическое и Красная армия повсюду отступает. Во-вторых, несмотря на пропаганду, явный авантюризм сталинской внешней политики и ее полный провал был очевиден народу. В-третьих, люди подозревали, что причина поражений не только в превосходстве вермахта, но и в ошибках советского руководства и командования, а генерал Павлов стал лишь козлом отпущения.