Будни севастопольского подполья - [14]
Ревякин избегал показываться у товарищей и обычно назначал явку на конспиративной квартире или звал к себе на Лабораторную. «Что-то стряслось, иначе бы не пришел, — подумал Костя. — Ведь сегодня в десять утра мы должны были встретиться на Лабораторной».
— Вот уж не ждал! — сказал Костя, подходя к Александру.
— Зашел поглядеть, как вы тут выхаживаете огород. Хочу поучиться. У нас с Лидой все погорело, а у вас вишь какие помидоры вымахали!
Александр осматривал пышно разросшиеся кусты с тугими завязями, расспрашивал, хвалил. Голубые глаза его улыбчиво щурились, а крупное лицо с тяжелым подбородком казалось беззаботным. Осмотрев грядки, Александр пошел с Костей в хату. Прикрыв за собой плотно дверь, тревожно спросил:
— Ты вчера видел Петьку?
— Нет. А что?
— Пропал парнишка. Как ушел позавчера клеить листовки на Корабельной стороне, так и не вернулся. Второй день нет. Мать его, тетя Ната, всех родственников обошла — нет Петьки.
— Да бегает где-нибудь со своими дружками или под Инкерманом устриц ловит, — успокоил Костя.
— Не было случая, чтобы он не явился доложить, как выполнено поручение. Боюсь, не напоролся ли на патруль. А если так, он уже в лапах Майера.
— Да, полицаи нас теперь выслеживают. Мы с Колей той ночью чуть на них не наскочили. — И, подумав, Костя добавил: — А знаешь, я за Петьку не боюсь, он выкрутится. Он уже раз улизнул от жандармов, когда те схватили его ночью на станции.
— Всяко бывает. Боюсь, как бы он не выдал своего адреса. Тогда жди обысков.
— А у тети Наты скрывается беглый матрос! — встревожился Костя.
— Матроса я уже отвел на другую квартиру. Предупредил кого надо и сам подготовился. Сейчас главное — узнать, где Петька. Возьмешься за это?
— Спрашиваешь!
— Безотказные вы ребята! — Александр потрепал Костю по плечу.
По дороге на Корабельную Костя думал о старшине, о последней неделе — неделе необычайных удач.
Появление «техники» — радиоприемника и пишущей машинки — сделало жизнь подполья очень напряженной. Костя чувствовал это на себе. Времени не хватало. Вот уже четыре дня он с Жорой Гузовым в полночь дежурил на Сапунской у Никонова в погребке, ловил Москву, записывал фронтовые сводки, приказы Верховного командования, слушал затаив дыхание гром московских победных салютов, затем бежал на Лабораторную, где сводки с фронта Лида перепечатывала на машинке, брал свежие листовки и мчался с ребятами расклеивать их по городу. Вздремнув часок, он спешил на пристань ворочать грузы, потом снова слушал голос Москвы, записывал передачи и опять с листовками отправлялся в ночной рейд по городу. Что из того, что недоешь, недоспишь?! Зато какую радость давали людям эти листовки, какое удовлетворение испытывали все подпольщики!
Не забыть ту ночь, когда он и Саня долго блуждали по дорогам и тропкам, чтобы замести следы, и наконец заявились с пишущей машинкой и радиоприемником на Лабораторную. Как Саша сжимал их в объятиях, как радовался! На следующий день приемник перенесли к рабочему Никонову, на Сапунскую. Синей лазурью засияли глаза Саши при первых звуках позывных Москвы. А когда диктор умолк, он сказал:
— Понимаете, хлопцы, что вы сделали?! Ведь теперь мы в тысячу раз сильней! Эх, нам бы еще типографию! Наша газета была бы для фрицев страшнее бомбы.
— Мечтаешь, — скептически улыбнулся Никонов. — А где шрифты возьмем?
— А мы с Костей достанем! — выпалил Саня.
…Поиски Петьки были напрасными. Никаких следов.
Тельняшка липла к телу. Сухой восточный ветер обжигал лицо. Хотелось освежиться. Возвращаясь с корабельной, Костя спустился к бухте и тут, увидев знакомого столяра Федьку, подсел к нему.
В ведерке шумно плескались бычки и ставридки. «Десятка два», — прикинул Костя и спросил:
— Это ты за обед наловил столько?
Федька не ответил, рывком подсек и, перебирая руками леску, выбросил на мостки большого бычка.
— Гляди, какой мордастый, — похвалился он и швырнул бычка в ведерко.
Внимание Кости привлекло грузило — большой свинцовый кубик с просверленной для лесы дырочкой.
Пока Федька нанизывал на крючок наживу, Костя внимательно разглядывал грузило. Тяжелое. А это что? Внизу под пальцем на гладкой грани выступ. Костя повернул кубик. На плоскости квадрата стоил вопросительный знак. «Это же типографская буква! Заголовочный шрифт!» — чуть не воскликнул он, но вовремя спохватился.
— Ты что, как бычок, рот разинул? — ухмыльнулся Федька. — Грузила не видал, что ли?
— Грузило что надо, — как можно спокойней и равнодушней ответил Костя. — Мне бы таких…
— А сколько тебе надо? — деловито спросил Федька, забрасывая лесу.
«Значит, шрифт у Федьки есть», — понял Костя. И намеренно небрежно бросил:
— Сколько надо — у тебя не найдется. Такое явное пренебрежение задело Федьку.
— А ты почем знаешь? Может, и найдется! — воскликнул он. — Ты скажи, сколько надо?
— Много. Килограммов сто, — бухнул Костя.
Он ждал, что Федька спросит, зачем ему столько, но тот, придерживаясь неписаной этики, не проявил неуместного любопытства, а только спросил:
— Мелочь тебе сгодится?
У Кости от радости перехватило дыхание. «Значит, у Федьки всякий шрифт есть!» — подумал он и опять небрежным тоном ответил:
Герои этой повести живут в засушливой крымской степи на берегу Азовского моря. Помогая взрослым отыскивать источники воды, ребята испытывают немало трудностей и бед; с ними происходят интересные и необычайные приключения. В конце концов поиски увенчиваются успехом: в селе Пять Колодезей будет своя вода.
«Ленькин салют» — короткая повесть о пионере Лене Славянском, юном патриоте-севастопольце, отдавшем недолгую свою жизнь борьбе с фашистскими оккупантами.
Рассказ из сборника «Ленькин салют. Выстрел в лесу. Пять колодезей» — о пареньке, проявившем мужество в трудную минуту.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.