Будни накануне - [9]

— Здорово у тебя тут, Андрюшка! Вид, как на картине у передвижников! — он, конечно, тоже обрадовался… такой похвале, будто это его картина, и полез в стол. — Хочешь несколько строк? — он развернул кипу листочков из-под копирки и прямо без перехода бросил мне навстречу: «Мело, мело по всей земле, во все приделы, свеча горела на столе, свеча горела…» — замолчал и уставился на меня.

— Пастернак, — сказал я тут же, хотя слышал это первый раз в жизни. Ему всегда, на все стихи надо говорить «Пастернак», он других по-моему не читает.

— Молодец, — похвалил Андрюшка совершенно серьезно, — из «Живаго», — прошипел он, заговорщицки понизив голос: — Дали перепечатать.

— А когда защита?

— Ну… — он как-то затруднился и стал считать в уме… — Вот ты прочтешь, потом шеф, потом предварительная… ну, к следующей осени, думаю уже отстреляться… весной плохо — ВАК летом спит, а там… ну, как раз…

— Ладно, — сказал я.

— Ты вот что… — он как-то замялся. — В следующую среду не хочешь посетить… дружеский кружок…

— Я знаю, — перебил я. — Мне Люська говорила.

— А, да! — сообразил Андрей. — Вы что с ней… совсем… ну, я не то что бы… но по-дружески можешь сказать…

— Не знаю, Андрей, — я почувствовал, что скисаю. — И Люська, и диссертация… и…

— Сам виноват! — выручил он меня. — Я тебе говорил…

Борода встретил меня приветливо, даже привстал по-джентльменски.

— Редко заходите. Не мучают вопросы…

— Справляюсь пока… — я уже научился осторожничать и решил, что здесь последняя стадия обработки сейчас начнется.

— У меня к вам два дела: во-первых, в Петербурге конференция… — у меня отлегло от сердца, и я уже слушал вполуха, уставившись на него глазами. — Международная… вот прислали тезисы… — он поднял и положил обратно на стол брошюрку… — Хотел бы попросить вас поехать… поучаствовать… — я совсем обалдел… — У вас как с работой?

— Ммм… — ничего о себе не знаешь: даже не представлял, что так умею волноваться. — Экспериментов много провел… Вы же знаете, вот на маленьком… на новом стенде… ну, и методику нашел… — тут он вдруг перебил меня:

— Я знаю… мне Борис Давидович звонил… — ну, у на моём лице, видно, дебильное выражение проявилось… Борода даже улыбнулся… и успокоил меня — Мы с ним учились вместе и работали… Очень заинтересовался вашей работой… хвалил… Да… так вот, вы там посидите, послушайте… с вашими языками… Рефераты, рефератами, а ученые — народ увлекающийся… глядишь, чего-нибудь интересненького и подкинут от себя, сболтнут… А вы внимательно слушайте… записывайте… отчетик небольшой… Ну, и Питер, конечно… провинциальный город, но для экскурсий… — он даже причмокнул и пальцами щёлкнул. — Вы там часто бывали?.. Слушайте, — он даже как-то притушил вторые согласные и получилось: — Слушьте, а ведь у вас такая родовитая фамилия! Вы не из тех Волынских… в России, знаете, кругом история, кругом… да так запорошено… Ну, договорились?! А вот тезисы, возьмите себе, просмотрите… там и даты, и все такое… Вы еще от нас не ездили в командировки?.. Ну, с почином… к Ольге Семеновне зайдете… я сейчас ей позвоню… — он все время голос менял, как артист, и набрал местный номер… — Ольга Семеновна… да, это я снова… да, будьте любезны, к вам сейчас… Вы сейчас сможете? — это он мне, значит. — К вам сейчас Николай Аркадьевич Волынский зайдет, помогите ему, пожалуйста, с командировкой на конференцию… Конечно, конечно… — а я завидовал ему… я так никогда не сумею… вальяжно и открыто и «целую ручки»… и «Питер»… и губы у него такие сочные, красивые, и даже покашливает он как-то вкусно, обстоятельно и по-барски, как в театре…

Люська спала на верхней полке. Блики света пробегали по ее лицу. Без очков и с близкого расстояния оно казалось совсем другим — плоским и почти незнакомым. Я стоял в проходе, положив локти на верхние полки, и поэтому мог смотреть на нее спящую сколько угодно долго. Внизу похрапывал полковник… черт его занес к нам… вторая-то верхняя полка пустовала от самого Питера. Люська, как только я сказал ей про задание Бороды еще по телефону, вечером отрапортовала мне, что уже выписала командировку и билеты возьмет сама, поэтому я первый раз в жизни ехал в мягком вагоне с бронзовыми ручками, столом и креслом в купе на двоих…

Как это у нее все получается? — думал я, глядя на ее аккуратные бровки, чуть красноватые полоски сомкнутых век, как два маленьких ротика — на каждом глазе, которые глотают все, что попадает навстречу взгляду в окружающем мире…

Ночные мысли в поезде мелькают, как фонари за окном… одна меня настолько поразила, что я бессознательно совершенно оделся, не обращая внимания на время, и вполне мог в задумчивости выйти на ходу из вагона, хотя сам не знаю, зачем. Я когда обдумываю что-то серьезное — хожу, мотаюсь… Просто эта мысль была такая неожиданная и такая большая, что я совершенно обалдел: как же это все получилось? Как? Я боялся даже себе произнести это слово… я стал… стукачом? А как же еще понять иначе: послали на конференцию, и я внимательно и добросовестно сидел на всех докладах… они в основном, по-английски и по-немецки шли, по-французски только два было… и записывал, и сверял вечерами, теперь отчет напишу — куда мне деться? Должен же я за работу отчитаться! А отчет куда потом пойдет? Ясно — раз отчет! Даже на всех наших отчетах о работе штамп первого отдела… какие там секреты, но штамп-то стоит на этой фиолетовой бумаге, которую называют синькой… И получается, что я шпион какой-то! Теперь втолкнут в партию! Ну, отобьюсь еще три года пока в комсомоле, а там… а то не дадут защититься. Я все так ясно себе представлял, будто это уже произошло, а я вспоминаю, или вижу, как у кого-то это все было… Дадут защититься и… опять пошлют на конференцию или в другую страну… зачем? Писать отчет, о том, что мимо тезисов сболтнул ученый! Шпионить! А чтобы ехать, надо жениться обязательно — одного не отпустят. Тут как раз Люська! И все! Как же это так получилось! И не уйти никуда — вокруг одни тетки всякие и знакомые, свояки, их племянницы, все друг с другом учились и работали, и все друг друга знают и друг про друга знают, и эти сорок два пункта в анкете, над которыми мы теперь потешаемся, кем был твой дедушка до семнадцатого года — это тьфу! Ерунда! И я вспомнил, что еще в институте вызывали в первый отдел и оформили допуск — мне тогда все равно было, но я же подписал какие-то бумажки! Все подписали — поголовно! Весь поток! И я какие-то, а наверное, там будь здоров про всякие неразглашения… как же я жил так, что попал в такой кружок? Дурак дураком… Андрюшка из-под полы какие-то стихи все время достает, которые нигде не печатают, зачем? Люська Окуджавой бредит — все время поет мне про голубой шарик и какую-то Наденьку… что это? Может, они нарочно! Как вырваться из этого и не ездить больше ни на какую конференцию, а лучше в Подрезково или Трудовую на лыжах… и не писать отчеты… а… а… Люська? Может, она тоже отчет пишет и не только о патентах… а?