Будни накануне - [5]

— Я пришла… мы пришли… — что надо делать, я не знал… если бы был портфель, я бы ей портфель вернул, или бы предложил до двери донести на этаж, если тяжелый… Руку пожимать глупо… целовать в щечку я не умею — ерунда какая-то… Я вдруг взял ее под руку и потянул от подъезда в сторону. Она посмотрела на меня странно, чуть отклонившись, но потом приблизилась и даже ногу сменила, чтобы не сбиваться на ходу…

— Я знаете, Люся, подумал, на что мы сейчас тратим так много времени, через пятьдесят лет, например, будут тратить секунды… Летать научились уже быстрее звука, уже космические скорости делят по ступеням — первая, вторая, третья… всякие процессы все быстрее, быстрее идут. Научат машины скорее думать, чем мы сами можем, а мы начнем все отставать, отставать, отставать и не сможем уже управлять всеми этими скоростями… не будем поспевать сами за своим экипажем, который построим…

— Это вы от стеснения мне все рассказываете, или…

— Или, — безнадежно протянул я.

— Вы мне очень нравитесь, — вдруг сказала она и опустила голову, чтобы смотреть на меня поверх стекол очков… я совсем растерялся. — Знаете почему? — я молчал. — Вам не интересно?..

— Нет, нет, очень! — ну, так натурально получилось, что мы оба со смеху покатились…

— Вы фантазер, а врать не умеете! — сказала она серьезно, и я почувствовал в животе пустоту, пульс в голове и полное отсутствие ног: падаю и все… — Мне не хочется с вами расставаться! Денег нет — не возражайте, я знаю: раз у меня нет, то и у вас нет. Остается что? Идем ко мне — там тетка, но она переживет. Пошли!

— Как тетка? — это меня сразило.

— Тетки были у всех знаменитых людей: Тома Сойера, Оливера Твиста, Давида Коперфильда…

— И у меня тетка! — я всегда вставляю не к месту.

— Вот и познакомились…

Кулинич отозвал меня в сторону:

— Учти, не пренебрегай моим советом. У нас институт не теоретической физики, им нужен результат! Из маленькой установки большой результат выдать трудно, не отказывайся от своей трубы. Во-первых, она гремит на весь район, во-вторых, на ней надо в три смены работать, в-третьих, на тебя вся лаборатория тогда трудится, понял?

— Что?

— Не строй дурака — все видят и знают, что ты вкалываешь, столько сил затратил, командовать умеешь, отвечать и т. д. А ты что сейчас делаешь?

— Что?

— От этого стенда отказался — зачем?

— Да он же чужой, не мной придуман, мне его всучили, чтобы не списывать, как хлам, а в него столько денег вбухали по чьей-то тупости, что…

— Тссс… ты знаешь по чьей!.. Вот! Подставляешь начальство, а кто потом тебе звания давать будет и так далее — подумал? То-то!

— Вась, ты что, всерьез? — я искренне удивлялся, а он думал: разыгрываю.

— Вполне! Больше шуму — видна работа! Газеты читаешь?

— Нет!

— Зря! У нас все самое большое в мире, понял?

— И дураки тоже?

— Ну, как хочешь… — Кулинич обиделся. — Только учти, потом обратно не повернешь, а захочется… ты сделай работу, потом будешь наукой заниматься… и мнение свое высказывать…

— Я так не хочу!

— «Хочу» могут себе позволить только те, кто… сам понимаешь…

— А я попробую… мне ж терять нечего, кроме… я ж пролетарий…

— Умственного труда! — обиделся Кулинич, и я, чтобы скрасить неудачный разговор, сам не зная почему, вдруг сказал:

— А я с такой девушкой познакомился!

— Ну! — сразу обрадовался Кулинич. — У нее подружка есть?

— Да там весь институт патентный одни подружки, а тебе что, мало?

— Ты не понимаешь… Вот мы разные с тобой люди… Ты должен все заранее предугадать, предвидеть, рассчитать, а потом доказать экспериментом, а я наоборот: опыт, опыт, опыт, а потом бац — и феноменальный вывод! Открытие! Мирового масштаба! Понял? Не отказывайся! — погрозил он мне пальцем, и я не понял, о чем он: о стенде или подружках…

Я сидел у своего нового стенда, который уместился на одном столике под лестницей и читал Ремарка, когда из-за самописца выдвинулась голова, и тётя Саша, состоящая из телогреечного шара, на котором была голова в платке, спросила:

— Ты ответственный? — я ещё не переключился и сразу ответил:

— Всё в порядке!

— Смотри: газ, вода, свет! Ночевать нельзя… ты ещё долго?

— А вот опыт закончу, — ткнул я в самописца, который нависал над столом и маленьким приборчиком, который заменил мне огромную, нелепую, полученную в наследство трубу…

— Ладно, — согласилась на мою научную деятельность тетя Саша, — только ключ не утащи — у нас строго!

— Знаю, — согласился я, — Помогать некому, не успеваю! — доложил я, думая побыстрее отвязаться, но сделал роковую ошибку. Тетя Саша вплыла вся и стала делиться опытом:

— Ты вот спешишь зря! Когда очень скоро, то это же всех раздражает, тебя и так уж на Доску почета повесили, а люди-то по десять лет работают — и ни хрена! Понимаешь? Слишком быстро сделаешь работу — начнут палки в колеса вставлять, чтоб защитить, ить это как? — поинтересовалась она сама у себя. — Он диссертацию, а все тут сидят ни с места, значит, плохо работают, зря хлеб едят? Оно, конечно, раньше защитишь, так и зарплата сама за себя все скажет, но… — я потихоньку незаметно нажал кнопку, зашипел воздух, клапан щелкнул, переключился и прибор заурчал плотоядно и деловито. — Ладно, пошла я дежурить, — испуганно вздохнула тетя Саша… — У меня племянник, — обернулась она в дверях, — тоже в научном учреждении… у них там колонны такие… у входа… — но я уже ее не слышал. Ее племянник стал мне неожиданно дорог, потому что пополнил славную когорту тетковладельцев мира… и «Карл» опять побежал по крутому зимнему серпантину дороги в горы, в санаторий для людей с больными легкими.