Будни милиции - [14]

Что же касается вашего вопроса, — вспомнил обо мне Рыжов, — то с такой раной потерпевший мог жить от одного до трех дней. Точнее, увы, я вам ответить не могу. В общем, я сказал все.

Теперь слово уголовному розыску. — Рыжов кивнул в сторону Одинцова. — Сомневаюсь, чтобы в данный момент товарищи из милиции могли что-нибудь добавить. Но надеюсь, что со временем, когда они сделают окончательные выводы, не скроют их от нас. Случай действительно прелюбопытный.

Мы молча слушали Рыжова и не могли не отдать должного логике его умозаключений.

— Спасибо вам, товарищи! — Одинцов пожал руки врачам и сказал мне: — Поехали.

Пока мы шли с ним по коридору, я успел рассказать ему все, что узнал в квартире Николаева и во дворе его дома.

— Да, — сказал Одинцов. — Не слишком далеко мы продвинулись к истине, но у меня появилась одна мысль. Будем надеяться, что она выведет нас из темного леса.

Когда мы вышли на улицу и сели в его служебную машину, я спросил Одинцова:

— Одежда?

Он утвердительно кивнул головой. На этот раз мне не нужно было спрашивать, где улица Строителей, и я уверенно привел Одинцова ко второму корпусу дома № 3. Когда мы подошли к уже знакомой мне парадной, старушки пенсионерки дружно кивнули мне, как старому приятелю. Начальник улыбнулся и приветливо поздоровался с ними. Он был искренне убежден, что они кивнули именно ему. Вообще после его недавнего выступления по телевидению о профилактике детской безнадзорности Одинцов считает, что все жители города должны узнавать его в лицо, как Аркадия Райкина или Николая Озерова. Мы часто но этому поводу шутили в отделе между собой, радуясь, что сумели обнаружить хоть одну слабость у нашего начальника, вообще-то человека весьма строгого, я бы даже сказал, суховатого, но вместе с тем душевного, искреннего, с чувством юмора.

Я объяснил Людмиле Петровне, зачем мы пришли.

— Пожалуйста, сказала она, — смотрите.

В принципе мы нашли то, что искали, — рубашку и майку. Прорез ткани шириной около 8 миллиметров примерно соответствовал тому месту, где на теле Николаева был след от ножевого удара. На майке остался слабый след крови, на рубашке его не было. Это соответствовало заключению врачей о том, что кровоизлияние было внутренним. Снаружи выступило всего несколько капель крови. Мы осмотрели все пиджаки Николаева и его пальто. Ни на одном из них не было прореза. Я очень быстро составил протокол об изъятии майки и рубашки в качестве вещественных доказательств, а Одинцов в это время вел неторопливый разговор с Людмилой Петровной.

— Кстати, — спросил он ее, — именно эти майку и рубашку брал ваш муж в последнюю командировку?

Да, — сказала она, подумав. — Точно, в них он вернулся обратно.

— Он ничего не рассказывал вам о своей поездке, о каком-нибудь происшествии, случайной драке, несчастном случае?

— Ничего не рассказывал, абсолютно ничего. Если бы я что-нибудь знала, я бы сказала вам.

— Сколько дней он находился в командировке?

— Недолго, всего неделю вместе с дорогой.

— А где он там останавливался?

— В гостинице «Волга». Он много лет ездил в этот город по служебным делам и всегда останавливало именно в «Волге», хотя, впрочем…

Мне показалось, что последний вопрос Одинцова чем-то взволновал Людмилу Петровну. Она как-то вся напряглась, и Одинцов это тоже заметил.

— Что «впрочем», вы не уверены в гостинице?

— Да нет, не обращайте внимания, я сейчас в таком состоянии, что начинаю фразу, а закончить ее не могу, забываю. Обычно Вася останавливался в «Волге», почему бы ему не остановиться там и на этот раз.

— Ладно, — сказал Одинцов. — «Волга» так «Волга». А на чем он добирался обратно, на поезде или на самолете?

— На самолете, — уверенно сказала Людмила Петровна. — Поезда он не переносил. Длинная дорога всегда действовала ему на нервы.

— Вообще-то ты прав, — сказал мне мой начальник, когда мы спускались по лестнице. — Пальто и пиджак могли быть расстегнуты.

— Я этого не говорил, — засмеялся я.

— Говорил, не говорил, — пробурчал Одинцов, — но подумал же.

Я действительно так подумал. И неудивительно, что подполковник легко догадался об этом. Любой другой на моем месте мыслил бы точно так же. Второе посещение квартиры Николаева еще не вывело нас, как надеялся мой начальник, из темного леса, но по крайней мере мы уже имели возможность разрабатывать две четкие версии. Первая заключалась в том, что ранение Николаеву могло быть нанесено в любом месте — на улице, в присутственном месте, в кино, на транспорте, но при этом пиджак и пальто должны были быть обязательно расстегнуты. В этом смысле представляла интерес перепалка между Николаевым и хулиганами во дворе его дома, о которой мне рассказали пенсионеры. В принципе они могли ткнуть его чем-нибудь острым. Но в этом случае у потерпевшего не должно было быть ни малейшего повода скрывать ранение от своих близких и врача. Вторая версия была более вероятной. Рана погибшему была нанесена в помещении, причем только в таком, где Николаев мог себе позволить снять пиджак. И скорее это могло произойти во время командировки. Многое было за эту версию, и в том числе непонятное замешательство Людмилы Петровны, когда она отвечала на вопросы Одинцова.