Будет кровь - [5]

Встал спустя двое суток — сил лежать уже просто не было. Хозяин дома, приютивший меня, помог выбраться на крыльцо. Они жили на отшибе, до города отсюда было около пяти километров. Держали с супругой небольшое хозяйство: кур, пару свиней, огородик, сил на который уходило очень много, отравленная бомбардировками земля ещё только приходила в себя, давая хоть какие-то всходы. Кое-что даже можно было употреблять в пищу без опаски.

— Мы люди пожилые — нам уже нечего бояться, — говорил хозяин дома, набивая трубку душистым табаком. Он предложил и мне, но я отказался — даже на сигареты смотреть не мог из-за боли в груди. — Я продаю в городе яйца, цыплят, покупаю корм, еду, удобрения. Мы с моей старухой никому не интересны давно. Живём тихо-мирно, как мыши за печкой.

Мы сидели на крыльце. Я молчал, стараясь беречь дыхание, а старику как раз такой собеседник и был нужен.

— Ты крепкий, — сказал он, затягиваясь трубкой. — Броня у тебя, конечно, хорошая — я такую только на генералах видал, да и то не на всех. В конце войны только появилась, верно?

Я кивнул. Никогда особенно не интересовался, когда начали массово производить нательную броню, вроде той, что спасла мне жизнь. Я выиграл её у ушлого суперинтенданта, а где тот достал такую ценную вещь, не представляю. Но отыграться он тогда хотел всерьёз — слишком уж крупную сумму задолжал мне. В итоге остался и без денег, и без нательной брони.

— Ты крепкий, — повторил старик, выпуская клуб сизого дыма. — Столько пуль поймал, а уже на ногах.

— На фронте только крепкие и выживают, — пожал плечами я.

— Ну ты… — осёкся старик, я не понял, чем мои слова так задели его. — Так всегда сын мой говорил, — придя в себя сказал он. — Только не про фронт, а про город.

Старик махнул в сторону Отравиля, чьи крыши виднелись на горизонте, и пробормотал себе под нос пару непечатных ругательств.

— Будь проклят этот город, — уже громче добавил он. — Сожрал он нашего со старухой единственного сына. На войну малец не попал — повезло: прежде чем в возраст вошёл она кончилась. Но не сиделось ему на месте, дурашке. Наплевал на нас с матерью и уехал в город.

— И кем он там стал? — рискнул спросить я.

— Покойником, — мёртвым голосом ответил старик. Я понял, что на самом деле хозяин дома всё лет на пять-семь старше меня. Горе состарило его, согнуло спину, избороздило морщинами лицо, сделав из мужчины старика прежде времени. — Он связался с бандой Строцци — родич моей старухи был связан с Омертой, вот и втянул мальца в это дело. Дважды они приезжали к нам: сорили деньгами, пили, веселились. А на третий привезли тело…

Старик не выдержал, трубка вывалилась из пальцев. Он сжал их в кулак, уткнулся в него лицом. Я видел, как слёзы бегут по его небритым щекам, стекают за истрепавшийся манжет рубашки. Я молчал, ничего не говорил, ждал, когда старик возьмёт себя в руки.

Омерта — закон молчания, а заодно и преступная организация, опутавшая всю Исталию. Рэкет, вымогательство, похищение людей, грабежи и прочие прелести уголовной жизни — всё это по их части. Даже во время войны, когда с преступниками не церемонились, Омерта сохранилась, а после пополнилась голодными ветеранами, не желавшими работать за гроши, зато привычными к крови.

Те, кто похитил жену и сына Уэлдона были веспанцами, выходит, в Отравиле действует как минимум ещё одна банда. Вполне логично: раз они вербуют солдат по округе, значит, есть нужда в крепких парнях, хотя бы отдалённо представляющих с какого конца браться за дробовик.

— В городе идёт война? — осторожно спросил я, когда старик немного успокоился.

Он отнял руку от лица и принялся раскуривать трубку.

— Сейчас нет, — охотно сменил он тему. — Сейчас в Отравиле не протолкнуться от астрийских солдат. Приехал какой-то важный чинуша из самого Айзенштадта — имперский землемер или как-то так.

— Я думал здесь уже Исталия.

— А в Веспане думают, что здесь их земля, — пожал плечами старик, снова затягиваясь табаком из трубки. — Здесь же пустоши, фронтир, никого никогда не волновала граница.

— С чего же тогда сейчас начало волновать? Что изменилось?

— Да с того, что здесь пустошь, парень, — усмехнулся старик, правда, смешок вышел какой-то натужный, не было в нём и тени настоящего веселья. — Даже такие старики, как мы с женой, можем легко выживать одни на ферме. Где ещё такое возможно сейчас в Аурелии, а?

— Из Отравиля хотят сделать урб, — понял я. — И кто первым застолбит эту землю, тот и станет её полноправным хозяином. Но Веспане и Исталии не тягаться с Астрией — императору достаточно посмотреть в эту сторону, чтобы земля перешла ему.

— Может, и так, — пожал плечами старик, — не силён я в политике-то, парень. Знаю только, что от серых мундиров в Отравиле сейчас тесно на улицах, а Строцци с Рохо сидят тише воды ниже травы.

Конечно, армию бандиты боятся, как огня — не тягаться их солдатам с настоящими. Пускай даже многие из бойцов Омерты и этого Рохо тоже прошли горнило фронта, даже несмотря на это им далеко до регулярных войск. И все это отлично понимают, а потому боятся нос высунуть из своих нор, пока на улицах города ходят патрули.