Будет День - [15]

— Madame, — тут же заговорила Ольга, стремительно приближаясь к консьержке, выглянувшей в свое оконце. — Avez-vous une chambre a louer? A quel prix, s'il vousplaot? Ya-t-il de I'eau courante? Et du chauffage central? Oui? C'est chic. Merci bien, madame!

Она тараторила без перерыва, стараясь не дать вставить в свой бред хотя бы одно чужое слово. Консьержка — немолодая болезненного вида женщина — была совершенно ошеломлена, и единственное, что могла сделать, и делала, — это лупать маленькими глазками. А Ольга все говорила и говорила, одновременно делая то, что ей нужно. Она положила свой тяжелый футляр на деревянную полку под оконцем консьержки, сразу же достала из кармана носовой платок и фляжку, в такой обычно держат коньяк или водку. Отвинтив колпачок, щедро плеснула из фляги на платок и потребовала тоном, не предусматривающим отказа:

— Вот, Мадам! Понюхайте!

И консьержка купилась на этот детский трюк, выполненный, впрочем, весьма художественно. Она потянулась вперед — к платку, и все, что оставалось сделать Ольге, это, отставив флягу в сторону, прихватить женщину за затылок, а левой рукой прижать мокрый платок к ее лицу.

Раз, два, три… Ну что ж, Олег оказался прав: хлороформ действовал именно так, как и предполагалось — он усыплял.

13.02.36 г. 11 ч. 06 мин.

Честно говоря, Олег не любил импровизировать, хотя, как назло, делать это ему приходилось часто и получалось — чего уж там — совсем неплохо. Однако любить — не любил. И суеты со спешкой не терпел, предпочитая размеренную и упорядоченную жизнь и деятельность. И склонность эта к порядку, плану и неторопливому воплощению в жизнь поставленных перед собой целей — отнюдь не была благоприобретенной. Недаром же, даже в те времена, когда, судьба вкупе с молодой женой занесла в Питсбург, и общаясь с окружающими если не по-английски, то уж верно по-испански, случавшиеся время от времени "форс-мажоры" Ицкович называл исключительно по-русски: "срачкой-горячкой". И не только про себя, но и вслух к вящей радости Грейси: ей ужасно нравились — чисто "музыкально", "по напеву" — русские пословицы и поговорки.

Однако сегодня, по сути, и выбора не оставалось: или импровизируй или… или нет. Ну не знал никто, когда, где и как произойдет эта встреча. Про пятнадцатое число помнили трое. Оля, Витя и сам Олег. Даже название гостиницы было известно — его откопала в своей бездонной памяти "кузина Кисси". А вот тринадцатое… Что встреча с Ферваком состоялась именно тринадцатого, написал в своих воспоминаниях сам Рене Рур. Он написал, а Ольга прочла и не забыла. Но в каком часу и где именно, этого знать было не дано — Фервак написал просто "в кафе", а значит, не оставалось иного выхода, кроме импровизации. Притом, они сделали все, чтобы "переложить" свою фугу в "хорошо темперированный клавир".

— Месье!

— Да? — Олег поднял взгляд от полупустой чашки и посмотрел на высокого худого гарсона, шаркающей походкой идущего к столику.

— Телефон, месье, — и гарсон кивнул куда-то за свое плечо.

— Спасибо, — Олег выдохнул табачный дым и погасил окурок, ткнув в кобальтово-синюю стеклянную пепельницу.

Очень хотелось вскочить и опрометью броситься к телефону, висевшему на стене в закутке между крошечным гардеробом и дверью в коридор к туалетам. Но, разумеется, ничего подобного Олег не сделал. Встал, спокойно — даже несколько лениво — подошел к аппарату, прикурив по дороге очередную сигарету, взял трубку, оставленную гарсоном на специальном крючке, и послал в микрофон короткое "да".

— Rue Maitre Albert двадцать три, — даже, несмотря на помехи, обычные для здешних допотопных сетей, Ицкович узнал голос Виктора и сразу же успокоился. Мандраж прошел, голова очистилась, и чувства как будто обострились. Во всяком случае, Олегу показалось, что краски стали ярче, воздух прозрачней, а звуки и запахи достигли той степени насыщенности, когда еще чуть — и начнет тошнить.

— Понял, — подтвердил он прием.

— Rue Maitre Albert двадцать три, — повторил Федорчук.

— Скоро будем, — сказал Олег, уже прокручивая в уме наиболее короткий маршрут. — Отбой, — и положил трубку.

"Ну вот и все. Теперь начать и… кончить", — бросил на столик деньги и ровным, но быстрым шагом вышел из кафе.

13.02.36 г. 11 ч. 08 мин.

— Скоро будем… Отбой.

Виктор услышал в трубке гудки и вернул ее на место.

— Благодарю вас, — кивнул он хозяину чайной, куда заглянул в поисках телефона.

— Чашку чая? — предложил розовощекий старичок.

"А пуркуа бы и не па? — пожал мысленно плечами Федорчук. — Времени все равно вагон и маленькая тележка…"

— У вас есть красный юннаньский чай?

— Разумеется, месье! — всплеснул руками хозяин. — Недавно привезён, чудный крупный лист… Пирожное? Шоколад?

— Какой шоколад у вас есть? — Виктор сел за столик и достал сигареты.

— Бельгийский, месье, — с гордостью сообщил толстячок.

— Ну что ж, — Виктор вытряхнул из пачки сигарету, прикурил от чадящей зажигалки — "Хреновый бензин", — и снова посмотрел на хозяина заведения. — Красный чай и два трюфеля.

13.02.36 г. 11 ч. 15 мин.

Когда с салатом было покончено, Борис Саулович заказал еще порцию, а также cervelas — большую толстую сосиску, разрезанную вдоль на две части и политую особым горчичным соусом. Пива оставалось еще много, а маршал задерживался. Но это была не его, Вула, забота. Личную охрану Тухачевского осуществляли совсем другие люди.