Будем меняться мужьями? - [27]

Мать покивала печально.

– Не хотите, значит, детей-то?

– Ха! Да зачем нам сейчас дети?

– А потом?

– Потом и видно будет, – оборвала Ева.

– Ой, – всполошилась Мария, – я тебе поесть привезла!

Она засеменила в прихожую, где бросила пакеты и сумку, и с ними проворно вернулась назад.

– Вот… Вот… – доставала гостинцы, раскладывая на столе. – И вот еще тебе… – добавила интимно, вытащив из потайного кармашка сумки сверток с деньгами. – Спрячь, пригодятся. Мало ли что. У тебя обязательно должны быть свои деньги.

– Спасибо, – потупилась Ева, розовея от радости. «Видать, этот-то не слишком щедрый…» – поняла Мария.

– Ну ты расскажи мне хоть что-нибудь о себе, доченька моя, – подперши щеку рукой, попросила Мария Егоровна.

– Ну что рассказывать! Все у меня нормально. Хорошо, в общем…

– Любишь его?

– Ужасно! – воскликнула Ева.

– Так, значит, счастлива ты, детка?

– Ну конечно! Ты не представляешь, как я его люблю!

– А замуж как – не зовет?

– Мам! Ну при чем тут замуж? Тебе бы только чтобы все по правилам! И вообще, сейчас не время, если хочешь знать. У Вити очень много сложностей на работе. И… его там подсиживают… разные… Знаешь, как ему все завидуют! Ты хоть понимаешь, как сейчас трудно пробиться нормальному человеку! Да еще при его способностях!

Мария понимала только, что девочка ее, словно зомби, повторяет всякое слово за этим Витькой. И что верховодит во всем он, а Евка совсем себя потеряла и слушается его как собака.

Между тем в замке входной двери явственно заворочался ключ. Мать и дочь испуганно замерли, глядя друг на друга.

– Витя не должен был… – Лицо Евы после секундной паники озарилось радостью, она бросилась в прихожую, повисла на вошедшем. Красивый парень смотрел из глубины коридора на Машу. Она встала и пошла навстречу.

– Здравствуйте, – начала с фальшивой приветливостью. – Я Евочкина мама…

– Здрасте, – хмуро кивнул Виктор и перевел удивленный взгляд на Еву.

Она же, улыбаясь совсем глупой счастливой улыбкой, пожала плечами, словно и представить не могла, откуда взялась в их квартире ее мать. Виктор снял Евины руки со своей шеи.

– Надеюсь, недолго? – спросил тихо у Евочки, но Маша, конечно, услышала. А у дочери сразу сделался испуганный вид, она мелко закивала.

– Конечно, мы давно сидим… Не ждала тебя так рано… – зачастила, словно оправдываясь. – Мама скоро уйдет…

«Несчастная», – подумала Маша и, выдавив подобие улыбки, поспешила сообщить:

– Я уже, в общем-то, собиралась.

– Да зачем же? – вскользь и не глядя на Марию возразило дочкино божество. – Сидите… раз пришли… – Не оглядываясь, он протопал в комнату.

«Ишь ты, не угодили… – с ненавистью думала Мария. – Руслан… копия, та самая порода. Бедная моя Евка…» А дочка, оторвав тоскливый взгляд от закрывшейся за возлюбленным двери, растерянно посмотрела на мать.

– Что ж, Евочка, пойду я, – со вздохом сказала Маша, начиная обуваться. – Разбери там продукты, чтоб не испортились.

– Мам, ты не обижайся, – заблеяла дочка. – Витя так устает… Ну хочешь, я сама к тебе как-нибудь приду?

– Конечно, хочу, – грустно отвечала мать. – Ты, главное, постарайся быть счастливой, дочка. Я-то что! Лишь бы тебе хорошо было.

– Спасибо, мамочка. – Ева обняла Марию и поспешила выставить ее за дверь, оставив в одиночестве дожидаться лифта. Маша потопталась секунду-другую и, махнув рукой, заковыляла вниз пешком, глотая слезы.

Ева все не ехала, и Мария совсем приуныла. «Что же делать… что делать… – бормотала по дороге на работу после бессонной, полной бесплодных раздумий ночи. В городской черте электричка шла медленно, Маша всматривалась в заоконные пейзажи, то ли ища подсказки, то ли просто пытаясь отвлечься. – Какая скотина! Счастье украл! И у меня, и у бедной Евки», – словно ходя по кругу, автоматически думала, не в силах избавиться от навязчивых мыслей. Небо на сей раз было мутным и малоинтересным. Она вяло рассматривала много раз виденное. Мимо проплыл знакомый маленький дворик, задавленный сгрудившимися с трех сторон домиками. Посредине на небольшом пьедестале стоял задержавшийся здесь с советских времен крашенный серебряной краской гипсовый Ленин, взмахом руки указывающий в сторону снующих мимо поездов. Ленин был малюсенький, но уверенно тянулся вверх на своем постаментике, энергично выбросив твердую приоткрытую ладонь, словно выкладывая какой-то новый, непобиваемый аргумент. «Что же ты этим хочешь сказать мне, разлюбленный вождь? – мрачно глядя на крошечного бодрого Ильича, силилась разгадать его знаки Маша. – Я тоже брошенная, меня всегда бросали, и у меня уже нет сил бодриться».

Ленин остался позади, озарений не приходило, и Маша погружалась в свои самые черные мысли. «Одна я, одна на старости лет, – думала с горечью. – Никто не любит, никому не нужна. Евке не нужна… Может, животину завести? Хорошо бы… Да как? Собаку хлопотно, и кошка заскучает, я целый день на работе. Может, хомяка? Или попугая?.. Только разве это мне нужно? Мне Евка нужна! В ней вся душа моя».

Звонила дочери. Спрашивала про жизнь. Старалась звучать нейтрально. Ева по-прежнему твердила, что все хорошо. Но в ее голосе матери слышались досада и нетерпение. Сама же Маша собиралась говорить дочке о своей любви и тоске по ней, но невольно скатывалась на иронию, а затем и на брань в адрес Виктора. И разговор почти всегда заканчивался взаимными обвинениями.