Будем меняться мужьями? - [12]

Она ушла в свою спальню, включила телевизор и села шить. Руки автоматически выполняли привычную работу, мысли проплывали в голове, не задерживаясь. «Ну а как же тогда правда?.. – думала она. – Где же справедливость?.. А может, и правды выше сын-то… и справедливости… Только как же дальше?.. Ну, как-нибудь… Что ж, получается, он ко мне так – а я к нему как к сыну… А и пусть! Важнее справедливости… сын-то…» Руки привычно шили, заказы на шитье были единственным Любиным заработком, и она любила свою работу и справлялась с ней отлично.

«Ну не так уж все и плохо, – вдруг подумалось отчетливо. – Мастер-то я хороший. И потом, Сережка ведь всегда такой был… с закидонами… но все равно ж я его любила! И сейчас могу любить. Я просто обязана любить, я же мать. Какой он ни будь – всё мне сын. Да… В доме должна быть любовь», – вздохнула она, налегая ногой на педаль швейной машинки.

Несмотря на возникший новый настрой, принесший небольшое облегчение, мучения Любы продолжались. «Нет, ну как он так со мной!» – то и дело всплывало в ней – и она плакала от обиды. И все же продолжала теперь твердить себе и сестре, что, как бы то ни было, а Сережа – ее сын, и она сама же его таким и вырастила, хотя вроде бы хотела всегда только хорошего… И что все-таки надо стараться забыть и простить. И раздуть в себе крохи материнской любви, которые еще остались. Потому что нельзя строить отношения с родным сыном исходя из того, что ты в нем ненавидишь! Ну нельзя же… ну просто невозможно…

А беда обманутости и оставленности все-таки точила Любу, заставляя опять и опять осуждать Сережку – до ненависти, до желания ему каких-нибудь наказаний от высших сил.

У нее стали постоянно чесаться руки и ноги. На них проявились зудящие красные пятна. Люба испугалась, что клиентки, заметив, не захотят иметь с ней дела, и собиралась уже прорываться к дерматологу, надеясь на какую-нибудь чудодейственную мазь. Но знакомая врачиха, жившая с ней в одном подъезде, успокоила.

– Это не заразно, – сказала она. – Похоже на псориаз. Давно?

– С неделю. А может, две…

– Понервничала?

– Нервничаю, – Люба сглотнула и заморгала.

– Так не нервничай, – посоветовала доктор. – А в кожвендиспансер все же сходи, мало ли что…

«Проклятый Сережка», – подумала Люба, заплакав злыми слезами.

Однажды она сидела и шила, борясь с собой, пытаясь заставить себя не думать плохое о сыне. В этот раз злоба побеждала настрой на любовь. Зазвонил городской телефон, и она ответила, радуясь, что можно отвлечься от совсем ее замучивших жестоких мыслей.

– Здравствуйте, – услышала сквозь помехи строгий голос. – С кем я говорю?

– Шарова Любовь, – растерянно представилась Люба. На том конце послышались шипение и стуки.

– Мама! – вдруг разобрала она сквозь шум в трубке.

– Сережа? – неуверенно откликнулась мать.

– Ну конечно, – опять послышался не очень ясный голос. – Мама, это я, Сережа! Ты меня слышишь?

– Слышу! Но плохо! – крикнула она, думая, что и сын с трудом разбирает ее речь.

– Мама, я попал в трудное положение! Ты слышишь? – пробивался к ней едва различимый голос.

– Слышу, Сережа! Что случилось? – кричала Люба.

– Я в полиции… – После этого трубка наполнилась неясными звуками, которые она не знала как объяснить, но вдруг заподозрила, будто эти стуки, бульки и гул означают, что сына ее в полиции бьют.

– Сережа! Сережа! – позвала с отчаянием.

– Мама, мне нужна помощь! Срочно! – зачастил смазанный голос. – Ты можешь срочно передать деньги? Я попал в большую беду! Если ты не привезешь двести тысяч, меня посадят… – Ш-ш-ш – раздалось шипение, голос сына растворился в нем, но опять пробился сквозь посторонний шум. – Мам, с тобой сейчас будут говорить. Сделай все, как скажет человек.

– Сережа! Ты где? – крикнула Люба.

– Любовь Михайловна? – услышала она более отчетливо.

– Любовь Васильевна, – поправила машинально.

– Извините, оговорился. – Уже знакомый ей суровый голос сообщил: – С вами говорит дежурный патрульной службы… – Дальше сквозь гул она слов не различила, а потом послышалось более разборчиво: – …рший лейтенант Приходько. Сергей Шаров кем вам приходится?

– Это мой сын, – испуганно пролепетала мать. – Только он не Шаров, у него фамилия отца…

– Разумеется! – оборвал строгий абонент. – Это не существенно. А существенно то, что ваш сын задержан по подозрению в совершении преступления по статье… – шумы опять помешали ясности сообщения, – …и находится в отделении полиции… – В телефоне снова зашипело, и подробности местонахождения сына остались Любе неизвестными. – …серьезный срок, – неумолимо, хотя и обрывочно информировал полицейский. – Ваш сын уверяет, что ни в чем не виноват, но так, знаете ли, все говорят…

– А в чем его обвиняют? – вклинилась Люба.

– Это не по телефону, – строго возразил лейтенант. И помолчав, добавил: – Я слышу, вы женщина рассудительная. Вообще-то сын ваш тоже не производит впечатления преступника. Но потерпевшие настроены враждебно, к тому же составлен протокол… Это не так легко поправить, однако ради вас мы готовы попробовать. Но и вы должны, со своей стороны… – В трубке воцарилось молчание.

– Что? Как помочь Сереже?! – воскликнула Люба.