Будда. История и легенды - [34]

Шрифт
Интервал

, позволяет предположить, что их составителям было известно предание о Маре. Даже сомнения Готамы, которые рационалисты считают источником предания о противоборстве с Марой, не входят в рассказ о Просветлении. Комментатор этой сутты, по всей видимости, знал легенду в целом, поскольку он предполагает, что шесть стихов, начинающихся со слов «При виде армии», были произнесены Готамой под деревом Бодхи. Это описание страстей и дурных побуждений, персонифицированных как армии, вполне может быть началом истории о сверхъестественных существах, отвлекающих богов и тщетно атакующих Готаму, угрожая ему тучами сверкающего оружия и прочими ужасами, которую мы находим в комментариях и в «Лалитавистаре». В «Махавасту» повествование (ii, 281) значительно отличается и от версии палийских комментариев, и от версии «Лалитавистары» и, вероятно, является более ранним, чем они. Некоторые из многословных повторений здесь сокращены:

Тогда, о монахи, злой Мара, подавленный, удрученный, внутренне пылая от стрелы боли, собрал большую армию, состоящую из четырех частей, и, стоя перед Бодхисаттой, взревел: «Схватите его, тащите его, убейте его! Пусть удача будет с войском Мары». Тогда Бодхисатта, храбрый, неустрашимый, без дрожи убрал из одеяния свои золотистые руки с ловящими кистями и ногтями медного цвета и, будто легко касаясь весов правой рукой, ударил правой рукой три раза по голове, правой рукой ударил свое ложе и ею же стукнул по земле. Тогда земля взревела, произведя глубокий и жуткий звук. Армия Мары – такая могучая, хорошо вооруженная – пришла в тревогу, испугалась, задвигалась, забеспокоилась и ужаснулась, рассеялась и исчезла. Слоны, кони, колесницы, пехота и наемники упали. Некоторые пали на руки, некоторые – на лица, некоторые – в судорогах, некоторые – на спины, некоторые – на левые бока, а некоторые – на правые. Тогда злой Мара подумал и написал тростинкой на земле: «Отшельник Готама спасется из моего царства».

Две черты, общие для разных рассказов, – это прикосновение к земле с целью призвать ее в свидетели (излюбленная поза, воспроизводимая скульпторами) и первые слова после Просветления. Палийский комментатор дает их в таком виде:

Ныне Мара, услышав эти слова («Страсти – твоя первая армия и т. д.»), сказал: «Неужто ты не пугаешься при виде такого якши, как я, монах?» – «И правда, я не боюсь, Мара». – «Почему ты не пугаешься?» – «Поскольку я достиг наилучшего в добрых делах, в раздаче милостыни и в других». – «Кто знает, что ты давал милостыню?» – «Есть ли нужда в свидетеле здесь, злой? Когда в одном из рождений я был Вессантарой и раздавал милостыню, от власти этой земля сотряслась семь раз в шести направлениях, свидетельствуя». Вслед за этим земля до самого океана сотряслась, издав жуткий звук. И Мара, испугавшись его, как падающего камня, спустил свой флаг и бежал со своим воинством. Тогда Великий, за три стражи приобретя три знания, произнес на рассвете эту удану:

Через мирской круг многих рождений
Тек безостановочно[148] мой ход
В поисках строителя дома:
Больно рождаться вновь и вновь.
Строитель! Тебя теперь я вижу,
Больше ты не построишь дома,
Сломаны у тебя ныне все стропила,
И конек крыши разрушен;
Части сознания моего разлетелись,
Предел стремлений достигнут.

Мара при звуках этой уданы приблизился и сказал: «Он знает, что он – Будда. Поистине последую я за ним, чтобы посмотреть на его поведение. Заметив в его делах или словах какой-нибудь промах, я потревожу его». И, следовав за ним шесть лет, пока он был Бодхисаттой, он следовал за ним еще год после того, как он достиг буддовости. Тогда, не найдя ни единого промаха у Господина, он в недовольстве произнес эти стихи: «Семь лет и т. д.»

Приведенные выше стихи, вложенные в уста Будды, встречаются в «Дхаммападе» (153, 154), но в них нет ничего применимого специально к Будде. Они говорят о просветлении, которого может достичь на Благородном Восьмеричном пути любой адепт. Вряд ли следует сомневаться, что это «блуждающие» стихи какого-то неизвестного архата не только потому, что более ранние рассказы игнорируют их, но и потому, что самый ранний фрагмент, где упомянута удана, дает совсем другой набор строф (это «Махавагга» в Винае[149]). Комментатор «Дхаммасангани»[150] также следует повествованию в Винае, но добавляет стихи из «Дхаммапады», поскольку они соответствуют первым словам Будды в «Дигхе». В Винае приведены такие стихи:

Когда поистине явились вещи
Усердному в созерцании брахману[151],
Его сомнения полностью исчезают,
Потому что он узнает вещи с их причинами.
Когда поистине явились вещи
Усердному в созерцании брахману,
Его сомнения полностью исчезают,
Поскольку он достиг разрушения причин.
Когда поистине явились вещи
Усердному в созерцании брахману,
Он стоит и поражает воинство Мары,
Будто солнце, освещающее небосвод.

В этом пассаже говорится, что Будда трижды медитировал над Цепью Причинности в прямом и обратном порядке и к концу каждой из трех страж ночи произнес первую, вторую и третью строфы уданы соответственно. Поскольку стихи, где упоминаются причины, судя по всему, отсылают к догмату о Цепи Причинности и непосредственно соответствуют ему, они не так правдоподобны, как стихи «Дхаммапады», ведь эта формула полностью отсутствует в более ранних рассказах о Просветлении.


Рекомендуем почитать
Товарищ Павлик: Взлет и падение советского мальчика-героя

Мало кто из детей-героев в мировой истории сумел приобрести столь скверную репутацию, как Павлик Морозов. Между тем все материалы о жизни этого героя подлежат сомнению, включая официальное «Дело об убийстве братьев Морозовых», составленное ОГПУ. Не исключено, что не было даже знаменитого доноса на отца, причины же убийства Павлика и его брата Феди носили скорее бытовой, а не политический характер. Одна из основных задач этой книги — вписать фигуру Павлика Морозова в контекст исторического процесса, в частности в историю коллективизации уральской деревни начала 1930-х годов.


Как католическая церковь создала западную цивилизацию

В книге американского историка Томаса Вудса развенчивается культивируемая на протяжении трех столетий (начиная с эпохи Просвещения) и вошедшая в учебники антихристианская и антиклерикальная мифология – тенденциозное изображение Церкви реакционной силой, сопротивляющейся развитию науки, культуры и цивилизации в стремлении удержать народы в первобытной темноте и невежестве. Опираясь на результаты, полученные историками на протяжении последних ста лет при изучении истории европейского Средневековья и раннего Нового времени, автор показывает, насколько велика была роль Церкви и христианской религии в создании многих важнейших аспектов современной цивилизации – науки, права, искусства и архитектуры, сельского хозяйства, благотворительности и т. д.


Арутюн Халибян

«Арутюн Халибян» открывает новую книжную серию «Жизнь замечательных нахичеванцев». Этот труд — не просто биография одного из жителей «города, которого нет» (так назвал однажды Георгий Багдыков Нахичевань-на-Дону), Цель настоящей работы — показать, как сохранившийся до наших дней уникальный портрет А. П. Халибяна кисти гения живописи мариниста И. К. Айвазовского дает возможность оценить облик человека, жившего в первой половине XIX века и руководившего армянским самостоятельным городом Нор-Нахичеван.


Четыреста лет царского дома – триста лет романо-германского ига

«Ложь — основа государственной политики России». Именно политики (и не только в России) пишут историю. А так называемым учёным, подвизающимся на этой ниве, дозволяется лишь охранять неизвестно чьи не сгнившие кости в специально отведённых местах, не пуская туда никого, прежде всего дотошных дилетантов, которые не подвержены колебаниям вместе с курсом правящей партии, а желают знать истину. Фальшивая история нужна политикам. В ней они черпают оптимизм для следующей порции лжи. Но почему ложь им ценнее? Да потому, что именно она позволяет им достичь сиюминутной цели — удержаться лишний месяц — год — срок у власти.


Как большой бизнес построил ад в сердце Африки

Конго — сверхприбыльное предприятие западного капитала. Для туземцев оно обернулось адом — беспощадной эксплуатацией, вымиранием, бойнями.


Босфор и Дарданеллы

В ночь с 25 на 26 октября (с 7 на 8 ноября) 1912 г. русский морской министр И. К. Григорович срочно телеграфировал Николаю II: «Всеподданнейше испрашиваю соизволения вашего императорского величества разрешить командующему морскими силами Черного моря иметь непосредственное сношение с нашим послом в Турции для высылки неограниченного числа боевых судов или даже всей эскадры…» Утром 26 октября (8 ноября) Николай II ответил: «С самого начала следовало применить испрашиваемую меру, на которую согласен».