Шеннон до сих пор начинала задыхаться от одного воспоминания о том кошмаре. Если бы не сын, она после самоубийства Нолана покончила бы с собой. Но ей приходилось быть сильной ради Колби.
— Отвечай же, — потребовала она с тайной надеждой.
— Здесь не место для разговоров.
Не очень ободряюще.
— Для того чтобы сказать: «Все это глупая болтовня», не требуется много времени.
Тони привлек ее к себе:
— Давай найдем более удобное место.
— Скажи сейчас!
Тони, Антонио, принц Медина, или кто он там на самом деле, наклонил голову:
— Шеннон, неужели ты действительно хочешь говорить здесь, где нас может услышать кто угодно?
Слезы жгли ей глаза, зал, несмотря на очки, утратил четкость очертаний.
— Хорошо, давай найдем тихое место.
Тони повел ее к кухне. Молодая женщина двигалась, инстинктивно повторяя ритм его движений. Так они танцевали, и не только… Шепот летел им вслед. Неужели все уже знают? Мобильные телефоны пели в карманах, дрожали на столах, как будто началось землетрясение.
— Неужели Тони Кастильо…
— Медина…
— С этой официанткой…
Голоса жужжали, как рой растревоженных пчел, готовых ее ужалить. Тони тихо сказал:
— Здесь мы не сможем поговорить наедине. Надо увести тебя из ресторана.
Его крепкие руки сильнее обхватили Шеннон. Он толкнул дверь плечом, и ей осталось только пойти с ним.
На улице предзакатное солнце осветило загорелое мужское лицо, резче высветило его черты. Шеннон не сомневалась в том, что Тони — иностранец. Но она поверила его рассказу об умерших родителях-бухгалтерах, иммигрантах из Южной Америки. Ее родители погибли в автомобильной катастрофе, когда она училась в школе. Шеннон решила тогда, что у них с Тони было похожее детство.
А теперь? Она не уверена ни в чем. Тем не менее ее предательское тело все еще жаждет прильнуть к нему, найти утешение в наслаждении, которое он способен дать.
— Мне надо предупредить управляющего, что я ухожу. Я не могу потерять эту работу.
Чаевые были особенно обильны по вечерам, а Шеннон считала каждую копейку.
— Хозяин ресторана — мой приятель, ты же знаешь. — Он отпер дверцу своей машины.
— Ну да, конечно, о чем я только думала? У тебя же есть связи.
Шеннон подавила новый приступ истерического смеха.
Сможет ли она работать в ресторане, если слухи о Медине окажутся правдой? Ей и так трудно было найти работу, потому что люди не забыли ее покойного мужа. Хотя с Шеннон официально сняли все подозрения, многие по-прежнему были уверены, что она знала о незаконных операциях Нолана. Ведь процесса, на котором ее признали бы невиновной, не было. Муж наложил на себя руки, как только его отпустили под залог.
Тони выругался, крепко и тихо, по-моряцки. Шеннон огляделась и не увидела ничего такого… А потом услышала громкие шаги, и через секунду люди с камерами и микрофонами показались из-за угла.
Тони опять выругался, распахнул дверцу автомобиля, легко поднял ее на руки, усадил в машину, впрыгнул сам и захлопнул дверцу перед самым носом особо прыткого репортера. Кулаки застучали по тонированным стеклам, но мощный автомобиль мгновенно набрал скорость, обдав неистовствующих газетчиков струей выхлопных газов. Шеннон облегченно вздохнула. Один репортер упал на спину. Будет знать, как гоняться за Тони. Но в общем серьезно никто не пострадал.
Тони ехал по исторической части города, не превышая разрешенной скорости, но достаточно быстро для того, чтобы оставить газетных ищеек позади.
Шеннон бросало в дрожь при мысли о том, что за ней охотятся папарацци, но в машине Тони она чувствовала себя в безопасности.
Настолько в безопасности, что опять разозлилась на Тони. Она сердилась на него с момента их ссоры в прошлые выходные за то, что он настоятельно предлагал ей деньги. Но теперь ее охватила настоящая ярость.
— Ну, мы одни. Говори, — процедила она сквозь зубы.
— Это сложно. — Тони посмотрел в зеркало заднего вида. По улице двигалась обычная череда автомобилей. — Что, собственно, ты хочешь узнать?
Шеннон заставила себя произнести слова, которые могли возвести несокрушимую стену между ней и единственным человеком, которого она решилась допустить в свою жизнь:
— Ты действительно принадлежишь к той исчезнувшей королевской семье?
Тони так крепко сжал руль, что побелели суставы, и сдержанно кивнул:
— То, что опубликовано в Интернете, правда.
А она-то думала, ничто уже не может разбить ее сердце.
Гордость Шеннон была задета, когда Тони предложил ей деньги, но с этим она справилась бы. Объяснила бы ему раз и навсегда, что сама оплачивает свои счета. Но это?! Это было слишком. Это невозможно осознать сразу. Она спала с принцем, пустила его в свой дом, к своему телу, в свое сердце.
Как она могла поверить его рассказам о том, что он в ранней юности был матросом на торговом судне?
— И ты не Тони Кастильо? — О боже! Шеннон зажала рот. Ее затошнило от мысли, что она не знала имени человека, с которым спала.
— Ну, я мог бы им быть.
Вместо того чтобы ударить Тони, она стукнула кулаком по кожаному сиденью:
— Ты лгал мне. Правда ли, по крайней мере, что тебе тридцать два года?
— Я не мог ничего рассказать тебе. Мне приходилось думать о других членах семьи. Но если тебя это утешит, мне действительно тридцать два года. А тебе действительно двадцать девять?
