Будь со мной честен - [32]

Незадолго до этого я стирала его одежду и прекрасно знала, что их там не было.

– Да, надо было искать внимательнее, – вздохнула Мими.

10

– Он здесь, – сообщил Фрэнк.

– Кто?

– Ксандер.

Перед этим я на минутку оставила Фрэнка в его кавалерийском облачении на скамейке перед женским туалетом в Музее искусств. Мы решили, что он слишком взрослый, чтобы заходить внутрь. Я сделала свои дела, помыла руки, вытерла о шорты и поспешила к выходу. Я так обрадовалась, что Фрэнк никуда не делся, что сначала даже не поняла, о чем он говорит.

– Какой Ксандер?

– У тебя золотая звездочка на ширинке, – сказал Фрэнк.

– Что?

– Застегни ширинку. Ксандер. Урожденный Александер. Мой учитель музыки. Не Александр Великий, хотя последний тоже представлен здесь в виде скульптуры.

Я застегнула ширинку и присела рядом.

– Учитель музыки? Где?

– Был вон там. Уже ушел.

Мне не верилось, что кто-то может появиться и исчезнуть за такой короткий промежуток времени, разве что Ксандер передвигается так же стремительно, как Фрэнк. Признаюсь, в тот день Фрэнк уже дал повод усомниться в его абсолютной честности, когда мы замедлили шаг перед одним из ранних полотен Пикассо. К тому времени я сообразила, что остановить Фрэнка можно только одним способом: начать задавать вопросы. Обычно одного вопроса хватало, чтобы он встал за воображаемую кафедру и пустился в объяснения, а я тем временем смогла перевести дыхание. Возможно, я уже упоминала, что глубина и широта его познаний одновременно поражали меня и наводили тоску.

– Что ты знаешь об этой картине? – спросила я.

– Пикассо за свою жизнь создал более двадцати тысяч произведений искусства, – сказал Фрэнк. – Большинство его работ считаются выдающимися, другие – посредственными, а кое-какие – скучными. Возьмем, к примеру, эту. Незадолго до твоего приезда она висела у нас над камином. Маме надоело на нее смотреть, и она вернула картину отцу, а у него уже столько Пикассо, что он решил отдать ее в музей.

– Что???

Мне показалось, что я резко проснулась посреди огромной, наводящей сон университетской аудитории в самом конце лекции, когда профессор отвечает на самые важные вопросы.

– Твой отец? Ты о чем?

– Неизвестный даритель. Он не любит привлекать внимание.

Фрэнк поднес к глазам разбитое пенсне, как лорнет, и стал вглядываться в табличку на стене рядом с картиной.

– Поэтому значится здесь как неизвестный даритель. Он крупный коллекционер. Когда ему надоедает картина, он отдает ее в музей.

Я больше ничего не добилась, что чертовски обидно, ведь Фрэнк обычно не оставляет без внимания ни одного факта. Следует отдать ему должное: если он закрыл тему, то из него больше слова не вытянешь.

Однако я не успокоилась.

– Послушай, если Ксандер здесь, то почему он не подошел к тебе?

– Я его окликнул и помахал, – вздохнул Фрэнк, подняв руки, показывая, как махал своему другу. – Только он был в наушниках и, наверное, не услышал.

– А почему ты не подошел к нему и не постучал по плечу?

– Ты же сама приказала мне не вставать со скамейки. Давай его поищем?

– Поискать можно, только я не знаю, как он выглядит.

– Сейчас узнаешь. Иди за мной, – сказал Фрэнк и умчался вперед с такой скоростью, что за ним не угнались бы и «Лихие наездники».

– Эй, мальчик, не бегать! – крикнул ему охранник с противоположного конца зала.

Я очень надеялась догнать Фрэнка, пока он не сбил кого-нибудь с ног или не решил потрогать какой-нибудь экспонат.

Я настигла его в зале со скульптурами. Он неподвижно стоял перед древней статуей молодого бога с кудрявыми волосами, выловленной в тысяча девятьсот двадцатом году бедным рыбаком в Эгейском море. Юный бог поднял руку на манер уставшего идти пешком ньюйоркца, останавливающего такси, а вторую приложил к груди, не то чтобы хвастаясь, а словно удивляясь своему мраморному совершенству. Наверное, пальцы на поднятой руке сломались, когда красавец попал в сети. Дорого же ему обошлось возвращение из океана!

Фрэнк снял кавалерийскую шляпу и почесал бровь рукой в перчатке из оленьей кожи.

– Ксандер похож на него, «По образцу Аполлона, Греция, 300–100 гг. до нашей эры». Только у Ксандера все пальцы целы. Волосы светлые, как у тебя. Он не каменный. И одежды на нем побольше.

Это ни о чем не говорило, поскольку на каменном Аполлоне вообще не было одежды. Впрочем, с таким сложением он мог себе это позволить. В реальном мире, под которым я подразумеваю мир за пределами Лос-Анджелеса, вы можете встретить парня с такой потрясающей фигурой в сочетании со столь изысканными чертами лица и роскошной шевелюрой, в которую так и хочется запустить пальцы, от силы один-два в жизни. В Лос-Анджелесе они работают официантами в семейных закусочных или сидят на кассе в магазинах полезного питания. Так или иначе, после слов Фрэнка мне еще больше захотелось увидеть его друга.

– Пойдем, – сказал Фрэнк.

– Подожди, я смотрю.

Меня заинтриговало, что точеное лицо и поднятая рука Аполлона изъедены мелкими щербинками и отличаются более темным цветом, чем все остальное. Что с тобой случилось? – мысленно спросила я, наклоняясь к табличке. А случилось следующее: когда этот образчик Аполлона опустился на дно океана, приливы постепенно прикрыли его наготу песчаным покровом, так что воздействию морских течений и подводных обитателей подвергались на протяжении столетий только голова и рука, которыми он заплатил за спасение.