Будь мне ножом - [53]
А ещё — полка с разноцветными специями, хлебница, приоткрытая как рот дремлющего деда (хотел бы я поскорее в него превратиться!). Записки и газетные вырезки, которые я цепляю на холодильник для Майи, — инструкция по искусственному дыханию; заметки о детях, наглотавшихся моющих средств; последние статистические данные о трагедиях, произошедших в доме и вне дома, причиной которых стали превышение скорости, обжорство, злоупотребления и неумеренность… И вдруг — передо мной улыбающееся лицо Майи, простое и такое милое; её тело — такое любимое (я люблю его гораздо больше, чем своё) по-домашнему упаковано в синий спортивный костюм — точную копию моего. Мы когда-то получили их в подарок на годовщину свадьбы от её родителей, которые любят меня как сына. Даже, если мы, упаси бог, расстанемся, то будем делать вид, что мы вместе, только для того, чтобы их не огорчать. Майя подаёт мне кастрюлю-скороварку, затем проворно переливает позавчерашний суп в «толстушку» (предварительно освободив её от тушёной капусты, которая теперь в другом горшке, надтреснутом) и ставит на стол оранжевую эмалированную кастрюлю с остатками вчерашнего риса. А то, что было в надтреснутом, допустим — остатки гуляша, она перекладывает в «Сирино», купленный нами во время медового месяца в Италии, когда-то мы в нём варили суп на берегах Арно (не путать с «Сирано», купленным во Франции!). А пока кастрюли успокаиваются после всех этих перемещений, мы вместе наводим порядок в холодильнике так, чтобы более свежие молочные продукты стояли позади. Я склоняюсь над ней, она изгибается, чтобы пролезть под моей рукой, — это наш кухонный танец (не путать с пляской ослика!). За долгие прожитые вместе годы мы настолько соединились друг с другом, что мне временами мне кажется, что мы слились в некое одно бесполое существо, имеющее «точку страсти», но не имеющее способа её удовлетворения. Мы стали единой плотью, и это просто ужасно!
Ты не представляешь, как я обрадовался, когда мы учили Идо завязывать шнурки и оказалось, что каждый из нас делает это по-своему!
Кстати, спасибо за предложение относительно с Шаем, но с этим покончено. Это верно, что мы с ним повзрослели с тех пор, но, хоть это тебя и рассердит, мы с ним оба понимаем, что этот разрыв, насильственный и ненужный, — ещё и причитающееся нам наказание, и он — своего рода продолжение нашей дружбы. Никто не поймёт меня в этом лучше, чем Шай.
Вернёмся в кухню?
Теперь, когда мы вынули из холодильника треснутый горшок и поставили маленький «Сирино», там появилось свободное место. Майя извлекает из морозилки пластмассовую коробку с наклейкой «Бурекас с картошкой» и датой заморозки и ставит её на среднюю полку холодильника. Полка почти пуста — она шатается (это я её «отремонтировал»!), поэтому на неё нельзя ставить слишком тяжёлые предметы, — так Майя когда-нибудь будет объяснять это своему второму мужу, борцу, кузнецу, талантливому мастеру по ремонту холодильников. А пока мы оба стоим, отдыхая от этой утомительной суеты, и нас переполняет спокойное и жгучее удовольствие… Мне трудно описать словами, какое оно жгучее и глубокое, — до самых глубинных нервных окончаний — моих и Майиных. Они словно скручиваются от внутреннего тепла, струящегося в нас обоих, и напоминают жала скорпионов во время брачного танца или охоты, а мы оба раздуваемся от дурацкой гордости за это наше скромное «искусство», которое мы день за днём оттачиваем до полного совершенства и чистоты нашего единства. Вот такие дела, Мирьям!.. Сейчас мне вдруг стало ясно, что мои отношения с моей Майей настолько устойчивы и чётко определены, что в них почти невозможно привнести новый слишком большой элемент (такой, например, как я…).
Я прав? Два человека, в радости и в беде. Они любят друг друга и живут в плотно закупоренной семейной банке. Каждый мой глубокий вдох что-то отнимает у неё, — невольно возникают мелочные расчёты с самым любимым человеком. В конечном итоге всё превращается в счёта, в баланс. Поверь (хоть тебе и не хочется) — не только, кто сколько зарабатывает, и кто больше работает дома и на работе, и кто более активен в постели. Даже гены, внесённые тобой в семейную кассу, как-то подсчитываются. Даже то, на кого ребёнок больше похож, и кто из вас быстрее стареет, и кто за ним не торопится.
Более того — кто первым прерывает поцелуй!
Так обними меня сейчас (сейчас же!), положи мне голову на плечо. Есть одно место, кроме тайных родинок, которое я мечтаю поцеловать: впадинка на плече у шеи. Хочу губами ощутить твоё тепло, твою мягкую как бархат кожу и пульсирующую под ней артерию — это тихое непрерывное биение струящейся в тебе жизни. Приди в мои объятия, и не говори ничего, но согласись про себя, что так тоже можно рисовать семейную жизнь: двое, которые смотрят друг на друга, один против другого в очень продолжительной и ужасно медленной церемонии — церемонии смертной казни самого любимого человека…
Меня зовут ужинать. Яичница готова…
Кстати, меня потрясло то, что ты написала — что у тебя нет никого, кроме Амоса, с кем бы ты хотела поделиться сейчас своими чувствами, возникшими благодаря переписке со мной(!).
По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.
На свое 13-летие герой книги получает не совсем обычный подарок: путешествие. А вот куда, и зачем, и кто станет его спутниками — об этом вы узнаете, прочитав книгу известного израильского писателя Давида Гроссмана. Впрочем, выдумщики взрослые дарят Амнону не только путешествие, но и кое-что поинтереснее и поважнее. С путешествия все только начинается… Те несколько дней, что он проводит вне дома, круто меняют его жизнь и переворачивают все с ног на голову. Юные читатели изумятся, узнав, что с их ровесником может приключиться такое.
Целая жизнь – длиной в один стэндап. Довале – комик, чья слава уже давно позади. В своем выступлении он лавирует между безудержным весельем и нервным срывом. Заигрывая с публикой, он создает сценические мемуары. Постепенно из-за фасада шуток проступает трагическое прошлое: ужасы детства, жестокость отца, военная служба. Юмор становится единственным способом, чтобы преодолеть прошлое.
Выдающийся израильский романист Давид Гроссман раскрывает сюжет о библейском герое Самсоне с неожиданной стороны. В его эссе этот могучий богатырь и служитель Божий предстает человеком с тонкой и ранимой душой, обреченным на отверженность и одиночество. Образ, на протяжении веков вдохновлявший многих художников, композиторов и писателей и вошедший в сознание еврейского народа как национальный герой, подводит автора, а вслед за ним и читателей к вопросу: "Почему люди так часто выбирают путь, ведущий к провалу, тогда, когда больше всего нуждаются в спасении? Так происходит и с отдельными людьми, и с обществами, и с народами; иногда кажется, что некая удручающая цикличность подталкивает их воспроизводить свой трагический выбор вновь и вновь…"Гроссман раскрывает перед нами истерзанную душу библейского Самсона — душу ребенка, заключенную в теле богатыря, жаждущую любви, но обреченную на одиночество и отверженность.Двойственность, как огонь, безумствует в нем: монашество и вожделение; тело с гигантскими мышцами т и душа «художественная» и возвышенная; дикость убийцы и понимание, что он — лишь инструмент в руках некоего "Божественного Провидения"… на веки вечные суждено ему остаться чужаком и даже изгоем среди людей; и никогда ему не суметь "стать, как прочие люди".
«Я был один, совершенно один, прячась под кроватью в комнате, к дверям которой приближались тяжелые страшные шаги…» Так начинает семиклассник Давид свой рассказ о странных событиях, разыгравшихся после загадочного похищения старинного рисунка. Заподозренного в краже друга Давида вызывает на дуэль чемпион университета по стрельбе. Тайна исчезнувшего рисунка ведет в далекое прошлое, и только Давид знает, как предотвратить дуэль и спасти друга от верной гибели. Но успеет ли он?Этой повестью известного израильского писателя Давида Гроссмана зачитываются школьники Израиля.
По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась - в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне...По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.