Брюс Ли. Путь воина - [59]

Он объяснил мне, что совсем недавно закончил сниматься в фильме «Быстрый огонь», и одной из тех причин, по которым он заинтересовался проектом, была возможность сыграть роль как раз человека, затаившего обиду на весь мир.

Мне кажется, самое замечательное в том, что этот мальчишка в конце фильма получает шанс снять этот груз обид со своих плеч. И знаете что, ведь у всех нас есть такого рода опыт, когда мы сняли с себя своего рода огромную тяжесть с плеч и сказали себе: «Вот, теперь все так просто. Я вижу все совсем по-другому». В начале фильма, однако, это человек действительно с такой тяжестью на плечах, и мне это нравилось, потому что, вообще, когда играешь молодых персонажей, что я, естественно, буду делать еще пару лет, нередко это представляет определенную трудность, поскольку за ними нет никакой истории. То есть сколько может рассказать о себе парень, которому двадцать два года от роду? У него просто нет еще ничего, что можно было бы рассказать. Вот вам одна причина, по которой быть актером — это большая удача, потому что, когда вам исполняется тридцать, а потом сорок, вы можете сказать себе что-то вроде: «Эй, у меня побольше историй, которыми я могу поделиться, и побольше опыта, к которому можно обратиться». Но у этого персонажа было кое-какое прошлое. Мне понравилась вся эта история о площади Тяньаньмынь (по сценарию персонаж, которого играл Брэндон, был свидетелем смерти своего отца во время резни на площади Тяньаньмынь), и мне понравилось, как в начале фильма у него появляется настоящая проблема, а к концу она в определенном смысле разрешается — если фильм действует на тебя.

Замечу здесь, с некоторой долей пафоса, что герой Брэндона в фильме «Быстрый огонь» во многом был не лишен сходства с ним самим — по крайней мере, в том, что касается обиды на весь мир. Очень долго Брэндона Ли не воспринимали так, как воспринимают вас или меня — просто по имени. Большую часть его жизни имя Брэндона непременно дополняли определением: «сын Брюса Ли». Для молодого человека, который борется за то, чтобы найти свое место в жизни, это представляло немалую проблему.

Пожалуйста, не воспринимайте все сказанное в том смысле, что Брэндон не гордился, что он сын своего отца, — он, совершенно очевидно, очень гордился этим, и по праву. Он на самом деле был очень красноречив, описывая положительное влияние, которое оказал отец на его собственное развитие, и вклад Брюса Ли в боевые искусства, производство фильмов и философию. Тем не менее Брэндон признавал абсолютную необходимость личного роста и развития вне пределов огромного и неоспоримого творческого наследства его отца. Большую часть своей сознательной жизни Брэндон стремился достичь независимости ума, тела и духа, и, достигнув этой цели, он смог освободиться. Хотя это может показаться парадоксальным, но в действительности именно через буквальное восприятие и применение философии своего отца Брэндон освободился от его тени.

Этот процесс, как вы, вероятно, теперь хорошо понимаете, предполагал самопознание и самовыражение через то, что его отец называл «стать мастером жизни», и, по прихоти судьбы, Брэндон для этого предпочел те же средства, что и его отец: боевые искусства и кино. Брэндон в значительной степени сосредоточился на последнем, где, как он знал, лежит его подлинная страсть. Со временем он слился со своей истинной природой, которую выражал честно и до конца в своих фильмах.

Поступая таким образом, он обрел мир, принимая себя таким, каков он есть, и в том числе принимая тот факт, что он — сын своего отца. Незадолго до смерти он стал открыто говорить о том, что гордится родством. Иначе говоря, через трудный процесс самореализации бремя обид было полностью снято с его плеч.

Разрешение проблем через процесс самореализации — тема этой книги, и это также тот философский резервуар, из которого в течение жизни черпали, несмотря на различия своих личностей, и отец и сын.

Когда во время разговора в тот день мы перешли к теме боевых искусств, Брэндон оживился. Он без утайки рассказал о своей программе тренировок, говорил о том, что он относится к боевым искусствам как к средству для достижения умственного и физического познания самого себя.

Мне действительно интересен тот момент, которого достигаешь, когда ты на самом деле падаешь от усталости, занимаясь чем-то, будь то силовая тренировка или кардиоваскулярные упражнения. Интересно посмотреть, насколько это вопрос физический и насколько — умственный. Когда говоришь себе: «Все, я больше не могу», и если на самом деле бросишь себе вызов, что-то вроде: «Так, вот стоит человек, он приставил пистолет к виску твоей матери и говорит: “Сделай еще один раз (то, чем ты занимаешься, — скажем, прыгай через скакалку еще одну минуту)… тогда я не выстрелю, если не сделаешь — выстрелю", — и посмотри, сможешь ли ты это сделать!» Нужно пытаться бросать себе вызов подобным образом. Я считаю, что на каком-то уровне нужно превращать это в своего рода игру, чтобы продолжать делать те глупости, которыми ты там занимаешься и которые причиняют тебе столько беспокойства!