Брюс Ли. Путь воина - [57]

Судя по письмам, которые приходили ко мне все эти годы, этот разговор с Брэндоном оказал подобное же влияние и на других людей — на тех, кто читал отрывки отредактированных стенограмм, которые появились потом в нескольких журналах по боевым искусствам. У меня сохранилась аудиозапись нашей беседы, и я время от времени прослушиваю ее, чтобы освежить в памяти некоторые из философских догадок, с которыми Брэндон поделился со мной во время нашей встречи. Пересматривая опять этот материал и отмечая, что Брюс и Брэндон были во многом похожи, я больше всего поражаюсь глубине их философского видения.

Особенно сильное впечатление в тот жаркий влажный день произвела на меня абсолютная искренность его души, та простота, с которой он общался со мной без малейшего намека на искусственность или смущение, откровенно, продуманно и честно. Я буду всегда признателен ему за это переживание и за те уроки, которые преподал мне сын мастера в тот день.

Но я забегаю вперед. Проявите снисходительность ко мне — я собираюсь предаться воспоминаниям о том, как произошла эта встреча — или, лучше сказать, как она почти не произошла. Помню, как я ехал — очень быстро — на машине, в состоянии, близком к безумной панике, вверх и вниз по нескончаемым улицам и, казалось, что их было чуть ли не тысяча, этих улиц, которые вместе составляют всегда многолюдные окраины Лос-Анджелеса, известные под названием Сенчери-Сити.

И когда я наконец нашел тот дом, которому предстояло быть конечным пунктом моего назначения на остаток утра, часы показывали уже 11.15. Неплохо — для меня. К несчастью, предполагалось, что я буду там в 11.00. Вечная история: как всегда, я опоздал.

Но еще хуже было то, что я опоздал на интервью, добиться которого мне стоило огромных трудов — интервью с Брэндоном Ли. С этим человеком я мечтал поговорить с тринадцати лет. Это был тот момент в моей жизни, когда я впервые узнал о Брюсе Ли, о том, что он умер молодым, но что его жизненная энергия продолжает существовать в двух его детях, восьмилетием мальчике и четырехлетней девочке. И как только я обо всем этом узнал, я понял, что однажды я встречусь с этим мальчиком. Почему я был так уверен в этом тогда, в том возрасте? Сейчас у меня есть только самые смутные размышления по этому поводу, но, как бы там ни было, наши пути действительно пересеклись — в этом маленьком офисе неподалеку от бульвара Санта-Моника примерно девятнадцатью годами позже. Здесь мне следует упомянуть, что я также довольно хорошо знал «маленькую девочку» Брюса Ли, Шэннон (она выросла и превратилась в удивительное прекрасное существо и по праву признанную первоклассную актрису), но вплоть до того самого дня в августе 1992 г. единственная личность, с которой за весь этот долгий период времени я больше всего на свете хотел познакомиться, был Брэндон Ли.

Когда я вошел в здание и представился в приемной, его рекламный агент Робин Баум попросила меня подождать в соседней комнате, а сама пошла доложить обо мне. И пока я занимался приготовлениями к интервью — проверял батарейки в магнитофоне, просматривал список вопросов и т. д., — дверь внезапно отворилась и в комнату вошел Брэндон Ли. Я положил все мои материалы на крышку большого стола для совещаний, который занимал большую часть комнаты, и повернулся, чтобы встретить «друга», с которым я еще не был знаком. У Брэндона была твердая пружинистая походка, спокойная и естественная манера держаться. Я вспоминаю, что мне страстно хотелось запомнить момент встречи, запомнить такие вещи, как установление зрительного контакта, прикосновение руки, когда мы обменивались приветственным рукопожатием. Я вспоминаю также, что меня поразили проницательные зеленые глаза Брэндона — я почему-то не сомневался, что они должны быть карими (хотя почему я так считал, не могу себе представить).

После того как мы пожали руки, помню, последовал момент молчания — он никоим образом не был неловким, — во время которого ни один из нас не сказал ни слова, но мы не отводили глаз друг от друга. У меня было странное ощущение, будто я давно знаю человека, стоящего в эту минуту передо мной. Без сомнения, оно было основано на том факте, что я наблюдал глазами прессы, как из мальчика он превращался в мужчину, и следил за продвижением его карьеры. Был храбрый девятилетний мальчуган, державший мать за руку и тем самым пытавшийся утешить ее во время похорон своего отца в Сиэтле; был гордый юноша на премьере того, что оказалось последним фильмом папы, «Игры со смертью», совсем недавно он был подающей надежды молодой суперзвездой, готовый пробить собственную нишу в Голливуде. Теперь все эти образы предстали предо мной, переродившись в молодого человека, готового померяться силами со всем миром — по его собственным словам.

Все те из нас, кто были горячими поклонниками его отца, очень надеялись на Брэндона. Может быть, нам можно простить наш эгоизм, то, что мы так отчаянно хотели увидеть, что он добился успеха, что факел из рук его отца перешел в те единственные руки, которые были действительно способны нести его. Возможно, наивно это читать, но отчасти причиной моего прихода к нему в тот день было, я думаю, желание внести свою лепту в осуществление Брэндоном его кинематографического предназначения, обеспечив ему необходимое внимание публики. Сейчас меня поражает, как глупо было придавать столь большое значение этой встрече, которая была, по всей вероятности, не более чем одним из многих десятков и сотен интервью в его жизни. Но тем не менее моя ретроспективная оценка не может вычеркнуть тот факт, что эта единственная встреча оказала глубочайшее воздействие на мою жизнь.