Брусилов - [40]
Иванов утер клетчатым платком увлажнившиеся глаза, положил на стол перед Манусевичем развернутое письмо Вырубовой, не предлагая его прочесть, но с явным расчетом на то, что его все-таки прочтут.
Манусевич не замедлил это сделать. В письме, однако, ничего примечательного и тайного не было: привет и пожелания от царицы, поздравления с победами дорогого крестного от наследника, восторженные удивления самой Вырубовой перед мужеством «святых воинов». «На вас обращены все взоры, вы среди наших генералов — первый, так отзывается о вас наш Друг».
— Да, взыскан, взыскан, — повторил Иванов молитвенно.
— Не знаю, смею ли, — перебил его Манусевич шепотком, как бы стесняясь и не вполне уверенно, — но меня просил еще один человек передать вам свое благословение…
— А кто же такой?
— Искренний ваш почитатель, Григорий Ефимович…
— А… а… — Иванов не повел и бровью. — Благодарствую… хотя не имею чести лично быть знакомым, но наслышан…
И с внезапным воодушевлением, точно в чем-то уверившись:
— Великий разброд идет! Злоречие, злопыхательство, подозрение! Шатание устоев! Мало бед от врага приняли, так нет! — свои в спину норовят ударить! Честных, преданных людей порочат — и кто же? Ближайшие помощники! Ну как тут быть простому солдату? Ума не приложу! Нынче сбираюсь на большое дело. Все точно расчел, обдумал. Решил обратно на Стубель, на старые позиции. Спрятаться в лесу восточнее Колков… Понимаете? Только немцы вытянутся по дороге из Колков на Клевань, а их мы по флангу и всем фронтом в наступление. Военная хитрость! Это я, конечно, к примеру говорю… А вы, скажем, возьмете да об этом напишете… Что будет? Катастрофа! Напрасное пролитие крови! Не в обиду вам — сколько таких вестников по нашим газетам, по министерствам, по гостиным ходит! Вот потому и лукавим. Как быть иначе?
Иванов опять потянул себя за бороду, огорченно покрутил головой.
— Победы тоже на худое могут обернуться. Иной раз отступить, уступить — себе же в прибыль. Особенно когда в тылу шатание, забастовки… И знаете, я имею сомнение…
Николай Иудович наклонился к самому лицу Манусевича, борода его щекотала подбородок Ивана Федоровича.
— Имею сомнение насчет того: не вражеские ли тут происки? Не германские ли тут денежки звякают?.. Ась?
Взгляд в упор, острый, медвежий.
Манусевич выдерживает этот взгляд, говорит с нескрываемым цинизмом:
— Ничего, Николай Иудович, не страшно! Наша копейка тоже не щербата!
Начальник штаба Саввич, обычно во всем согласный с командующим, нынче тоже стал перечить. В нем появилось какое-то подозрительное упрямство. Иванов поглядывал на него, насупясь, медведем, сопел, крутил носом, отмалчивался, но с дороги не сворачивал.
— Простите мне, Николай Иудович, — говорил Саввич с обычной своей учтивостью, — на этот раз доводы командарма-восемь мне кажутся основательными. По сведениям, добытым воздушной разведкой, значительные силы германцев двигаются с северо-востока на Колки, в общем примерно около двух пехотных дивизий. Не подлежит сомнению, что противник направил эти силы с таким расчетом, чтобы выйти на правый фланг восьмой армии и отбросить ее обратно на восток… Генералу Брусилову не оставалось ничего другого, как предупредить маневр германцев. Он, согласно его донесению, двинул к Колкам обе дивизии тридцатого корпуса, усилив их четвертой стрелковой и седьмой кавалерийской… В его распоряжении в качестве резерва оставлена одна дивизия. Она расположена в районе Клевань — Олыко. Такое распределение сил командарм-восемь считает достаточно крепким и вполне обеспечивающим от неприятельских сюрпризов… Я вполне разделяю его точку зрения.
Иванов фыркнул в бороду.
Саввич продолжал настойчиво:
— Получив нашу шифровку с приказом правому его флангу отойти от Луцка обратно на Стубель, с таким расчетом, чтобы к утру быть опять на старых позициях… и так далее… Алексей Алексеевич ответил, что приказ выполнит, но считает долгом предупредить: на всю процедуру доведения нашей директивы до начальников частей потребуется не меньше десяти — двенадцати часов.
— Можете не повторять — знаю, — перебил главкоюз.
— Осмелюсь повторить, ваше высокопревосходительство, — не подымая голоса, но с еще большей корректностью продолжал Саввич, — только потому, чтобы яснее были мотивы моего согласия с доводами командарма-восемь. Такая спешка с коренной перегруппировкой сил, выдвигающей перед нами новые задачи, на мой взгляд, неминуемо вызовет суету и беспорядок во время операции и большое неудовольствие в войсках…
— Что-с?
— Так точно, ваше высокопревосходительство. Войскам придется после удачного наступления бросать взятые с бою позиции и уходить назад…
Саввич помолчал, ожидая нового окрика, но его не последовало.
— Это всегда обидно… К тому же, по причинам, уже высказанным, в вечер получения нашей директивы незаметного отхода произвести невозможно. Он состоится только завтра вечером, не раньше… Еще менее выполнима, как я уже предупреждал ваше высокопревосходительство, данная вами задача в течение одной ночи, одним махом, перескочить со Стыри на Стубель. Между этими реками пятьдесят верст расстояния…
