Брусилов - [10]

И еще много раз повторял Похвистнев:

— Помни: самовлюбленный невежда — слуга поражений.

Ах, как все это было ново Игорю, как трудно и… как увлекательно!

Он не хотел быть слугой поражений. Он жаждал чести быть воистину храбрым. Со всею присущей ему страстью он стал этому учиться.

XIII

Отряд Похвистнева, отличившийся в зимней кампании на Карпатах, был переброшен Брусиловым на правый фланг 8-й армии как наиболее устойчивый. В его задачу входило прикрывать левый, наименее защищенный фланг 3-й армии Радко-Дмитриева и действовать совместно с 10-м ее корпусом. Похвистнев не скрывал от начальников частей всю сложность и смертельный риск, на какие они идут. 10-й корпус 3-й армии, растянутый кордоном и обессиленный в предыдущих боях, без резервов, без пополнений, не мог быть надежным боевым товарищем. А именно сюда, по данным разведки, стягивались силы противника для главного удара.

В личной беседе с Похвистневым Брусилов высказался напрямик:

— Постигнуть высшие соображения главного командования мне не дано. Но для меня неоспоримо — нам готовят разгром. Радко-Дмитриев просит помощи. Я могу ему протянуть только свою правую руку. И эта рука — ты. Надеюсь на тебя, Василий Павлович.

И поцеловал своего однокашника и младшего товарища в губы.

Похвистнев ответил:

— Мог бы мне этого не говорить. Когда прикажешь — ударю.

Отряд Похвистнева первый принял на себя атаку германцев. Он вышел из окопов как один человек, опрокинул первые ряды атакующих, прорвался к деревне, где стояли немецкие резервы. Но соседний полк с правого фланга соседней 3-й армии не принял боя, артиллерия не поддержала. Гоня перед собою бегущих немцев, отряд ворвался в деревню, попав под пулеметный огонь. Люди падали, ползли, извивались и застывали неподвижно. Игорь видел, как вперед выбежал его генерал. С револьвером в руке он повел остаток своих людей в обход деревни, огородами. Они бежали по вязким грядам, спотыкались, падали, бежали снова. Игорь догнал генерала. Несколько офицеров последовали за ним.

— Назад! — крикнул Похвистнев и остановился. — Назад, по своим местам!

Игорь слышал топот бегущих, задыхающихся людей, видел падающих товарищей, пламя, кровь и запрокинутое любимое лицо, с желтыми стертыми зубами, золотую коронку у края вспененных губ, раздробленное плечо.

Похвистнева положили на шинель. Надо было бежать, неся драгоценную ношу. Раненый стонал, захлебывался кровью. Его строгие глаза подернулись пленкой. Игорь наклонился над генералом, спрашивая его — может быть, лучше остановиться, положить на землю? Василий Павлович не отвечал, не слышал.

Все офицеры были перебиты. Генерал смертельно ранен. Солдаты сбежались жалкими кучками. Кругом леса, отвесные скалы, ручьи, за каждым камнем — подстерегающий враг. Остатки отряда оказались в мешке. Надо было искать звериные тропы, чтобы спастись. Игорь повел своих людей ощупью. Они продирались в лесной чаще трое суток без пищи, неся на руках умирающего командира…

Третья армия была выбита из окопов и должна была отступать на всем протяжении стопятидесятикилометрового фронта. Противник вклинился в разрыв между брусиловской армией и армией Радко-Дмитриева. Командарм 8-й стянул к своему правому флангу все, что только мог, и возможно медленней стал отходить от рубежа к рубежу. То, что он предвидел, свершилось.

XIV

Восьмая армия не оставила противнику никаких трофеев. Штаб армии перенесли в Броды. Брусилов отдал приказ по армии: далее отходить нельзя, мы на нашей границе, тут надо держаться во что бы ни стало.

— Я верю в свою армию. Надеюсь, и армия мне верит. Я переживал с нею все ее невзгоды, понимаю, как ей пришлось трудно, но настает час, когда надо забыть о себе, жертвовать собою за родину…

Призыв командарма был услышан. Войска стойко удерживали фронт. Армия приводила себя в порядок, закапывалась глубже, укрепляла оборону, подтягивала резервы и вооружение.

Солдаты чинили бельишко, амуницию, писали домой письма, пели грустные и веселые песни, вживались в лагерные будни. В офицерском собрании, наскоро задрапированном зеленым коленкором, по вечерам пиликали вальсы и крутились пары, гундосили граммофоны и подпевали подпоручики, звенели стаканы и хлопали пробки. Между линейками в роще мелькали женские платья, в темноте позванивали шпоры, звенел смех…

В Бродах, в штабе армии, кипела работа. Как в часовом механизме завод приводит в движение сначала маленькое колесико, а оно уже подхватывает зубцы большого колеса, и секундная стрелка успевает обежать положенный круг, в то время как минутная все еще неподвижна, так и в штабе уже чувствовалось приближение боевой страды, тогда как в расположении войск еще царило затишье. Горячо шла работа по снабжению армии, по обучению прибывающих пополнений, совершенно не подготовленных. Эта работа сопровождалась бесконечной перепиской со штабом фронта и питающими базами. На запросы вместо винтовок и недостающих офицеров присылались ответы с разъяснениями и отказами. Тогда собирали винтовки, взятые у австрийцев и немцев. Корпуса, дивизии, полки рапортовали, что патронов к трофейным винтовкам не имеется, что в строю на полк всего лишь пять-шесть кадровых офицеров, что присланные прапорщики наскоро и плохо обучены, что кадры унтер-офицеров пополняются учебными командами в недостаточном количестве.