Бросок сквозь строй - [5]

Но сбить штандарт Злых Солнцев в грязь? Вот это, это уже не лезло ни в какие рамки.

Ротгрим запихнул свою дакка-пушку обратно в кобуру. Для этого человека – никаких больше пуль и снарядов. Конкретно с этим он разберется собственными руками.

Затори возвращался на курс, направляя руль к горам, когда услышал по воксу голос: “Затори, справа!”

В следующее мгновение его подрезал Скаут Келсо, на максимальной скорости пересекший дорогу Затори справа налево, едва избежав при этом столкновения.

“Махнемся?” – спросил Келсо по воксу, пока разворачивался кругом, разбрасывая песок по широкой дуге. Он ткнул большим пальцем в том направлении, откуда приехал – в изрыгавший пламя боевой багги, следовавший за ним по пятам.

Затори глянул через плечо на орочьего байкера, тянувшегося у него в кильватере с кровожадной маской на зеленой морде.

Однако прежде, чем он успел ответить, Келсо уже поддал газу и погнал прямо на орка. “Благодарю, Затори. Я уже начал скучать”.

В следующий момент багги, до этого гнавшийся за Келсо, заревел за спиной Затори, между ним и байкером, внимание огнеметов переключилось на новую мишень. В смертельном танце Скаутов и орков Затори и Келсо, похоже, обменялись партнерами.

Затори до сих пор испытывал затруднения, пытаясь понять поведение Келсо. Все Имперские Кулаки получали определенное удовлетворение от выполнения своего священного долга, но Келсо, казалось, обретал в битве странную маниакальную радость и часто вел себя таким образом, который более желчный Затори совершенно не мог понять. С его точки зрения это, наверное, выглядело не столь нездоровым, как бестактные манеры дю Кеста или казавшаяся бесчувственной сдержанность с’Тонана, но, тем не менее, Затори считал, что радостная импульсивность Келзо в бою плохо сочеталась с мрачными обязанностями Астартес.

Раскаленные языки пламени плеснули на керамит доспехов Затори, когда багги развернулся за ним вдогонку, и Скаут прибавил скорость, чтобы не зажариться заживо.

Ротгрим раздраженно взревел, когда между ним и его добычей вкатилась паджигалка. Но потом на него помчался другой человеческий байкер, со счастливой улыбкой на лице размахивавший мечом над головой, и Ноб решил, что этот новый человек надлежащим образом разогреет его аппетит. Если он пока не в состоянии отомстить тому, кто надругался над штандартом Злых Солнцев, то для начала можно окрасить свою секиру кровью другого.

Человек ехал прямо на Ротгрима, и орк не был уверен, пытался ли он взять его на испуг, чтобы посмотреть, кто из них свернет первым, или вызывал на турнир, как конные воины какого-нибудь дикого мира. Это было странным, но казалось, что человек едва ли не смеялся.

Что ж, если его так радовала скорость, то Ротгрим почти мог это понять.

Конечно, через секунду-другую веселиться будет секира Ротгрима, причем у него в черепушке, и после этого человеку станет уже не до смеха.

Чем дальше на восток они продвигались, тем неровнее становилась почва под шинами Затори. Там, где раньше были лишь разбросанные валуны и небольшие выступы, нарушавшие уровень горизонта западных соляных равнин, теперь, по мере того, как они смещались к востоку, росло число больших камней, которые поднимались над солончаками, как верхушки айсбергов, и, в отдельных случаях, почти достигали размером мотоцикла Затори. С такими препятствиями на пути он уже не мог просто поддавать газу и нестись вперед, но был вынужден двигаться зигзагом, чтобы не столкнуться с камнями, достаточно большими, чтобы завершить его маршрут сокрушительной аварией.

К несчастью, преследовавший его боевой багги возвышался на четырех толстых шинах, а форсированному двигателю хватало мощности, чтобы протащить машину над и через меньшие из камней практически без потери импульса. Так что, пока Затори приходилось сбрасывать скорость, кладя строки зигзага туда и сюда, багги на всех парах торил путь вперед, сокращая разрыв между ними.

Прометиевые факелы на корме окатили Затори каскадом пламени, и он стиснул зубы от резкой боли. Он мог чувствовать, как кожа на загривке трескалась и вздувалась волдырями, как обгорал ежик волос на голове. И, хотя он отдавал себе отчет, что из грудного импланта в его кровь уже хлынули клетки Ларрамана, быстро создавая на пострадавших участках рубцовую ткань и останавливая кровотечение, знание этого ничуть не умаляло боли как таковой.

К счастью, на пути от Посвященного через Новообращенного и до Скаута Затори провел достаточно времени в Перчатке Боли и постиг смысл слов Риторикуса: “Боль есть вино сопричастия к героям”. Если он научился выдерживать продолжительные промежутки времени в этой оболочке из электро-волокон, будучи подвешен, казалось, на целую вечность в стальной клетке глубоко внутри Фаланги, медитируя на образе Рогала Дорна, учась концентрироваться, несмотря на боль, и оставаясь при этом в полном сознании на протяжении всей процедуры – если Затори мог делать это, то он мог пережить и не более чем дискомфорт плоти, прожариваемой до костей горящим прометием.

Он понимал, что раз зеленокожие подобрались  к нему настолько, что смогли подрумянить его огнеметами, то они были достаточно близко, чтобы собственное мелта-ружье Затори могло вернуть им любезность.