Бросок на Альбион - [118]
Они отправились на переговоры со Свейном, обещали ему от лица короля большие выгоды, если он уйдет из Нортумбрии. И датский король поверил ему, предал нортумбрийцев. В то же самое время Вильгельм вел переговоры с англо-саксонской знатью, обещая выполнять все требования жителей острова. Разговаривал он с англосаксами так ласково и нежно, что многие из них не нашли никаких контрдоводов. «Ласковое слово и кошке приятно», и англосаксам. Король Англии знал на опыте волшебную силу ласки.
ВОЛКИ
«Государство, которое устанавливает порядок за один день, достигнет владычества в Поднебесной; государство, которое устанавливает порядок за день и ночь, будет сильным; государство, которое медлит с наведением порядка, будет расчленено».
Книга правителей области Шан. Древний Китай. III-II вв. до н. э.
Весною 1070 года флот Вильгельма I отплыл в Йорк, а флот Осборна покинул Альбион, взял курс на Данию. Лишившись поддержки, нортумбрийцы стойко защищали свою столицу. Только теперь они поняли, как помогли бы им две разрушенные крепости. Но было поздно. Нормандцы ценою огромных потерь взяли Йорк, прошлись с огнем и мечом по всей Нортумбрии. Жители бежали от озверевшего врага в труднодоступные горные районы, болотистые земли восточного побережья. Прокормить себя и своих детей там можно было лишь одним «ремеслом» – пиратством и разбоем.
Вильгельм двинулся дальше. Путь ему преградила горная цепь. Ее считали непроходимой для конницы. Тяжеловооруженные рыцари преодолели ее, взяли Честер, Стаффорд, Солсбери. Ни горные массивы, ни заболоченные равнины, ни быстрые реки не могли остановить нормандцев. И люди не могли их остановить.
В окрестностях Солсбери Вильгельм увидел древнее сооружение из огромных каменных глыб. На покатом холме кто-то, зачем-то, когда-то установил эти глыбы в форме концентрических кругов. Войско проходило мимо в трех милях от холма. Рыцари с волнением поглядывали на древнее сооружение. Они одержали много побед, взяли большую добычу. И, хотя усталость за несколько месяцев постоянных переходов и боев накопилась, настроение у всех было хорошее. Вот только эти глыбы! Кто, зачем, когда их установил на большом холме? Трудно было людям железного века понять тех, кто соорудил Стоунхендж. Вильгельм приказал ускорить шаг. В тот день отряд прошел два обычных дневных перехода. У реки разбили лагерь, поели. Легли спать. Шатер Вильгельма стоял посреди лагеря на возвышенности. Отсюда хорошо просматривалось залитое низким солнцем пространство. Король осмотрел лагерь, подошел к шатру, повернулся к солнцу, увидел далеко на западе, прямо под солнцем, каменные плиты Стоунхенджа, почувствовал, как взволновалось его сердце.
Многие специалисты теории военного искусства не считают его гениальным полководцем, сказавшим веское слово в военном деле, вспоминают его лишь в связи с битвой при Гастингсе, где, впрочем, он ничего гениального с точки зрения стратегии или тактики боя не совершил. Он лишь выиграл битву. Это так.
Вильгельм I ворвался на Альбион с новой (для Европы XI века) военной доктриной, с ясными (пусть и кровожадными) планами, с людьми железной воли и дисциплины. Достаточно вспомнить, что вместе с рыцарями и лучниками, «обозниками» и слугами (их-то было очень мало) на кораблях, приплывших на Альбион, находились люди вполне мирных профессий, чтобы понять, каким продуманным был план дюка Нормандии. Да, он в отличие от Цезаря, не написал самолично о своих делах и планах; да, документально наличие проработанного в деталях плана Вильгельм и не мог не иметь. У него было другое: интуитивно прочувствованная, осмысленная стратегия завоевания Альбиона. Именно под эту стратегию он и собирал нужных ему людей от умельца-плотника до известного рыцаря. Во всяком случае, первые четыре года, проведенные им на Альбионе, полностью подтверждают эту версию и дают возможность обоснованно говорить о Вильгельме I, как об одном из величайших завоевателей всех времен и эпох. В таких делах важны не только победы на полях сражений. Ганнибал, помнится, побеждал всю жизнь, но любая из побед лишь удаляла его от заветной, завещанной ему отцом цели, и вся жизнь этого неутомимого борца с Римом напоминала этакое броуновское метание по Средиземному морю, метание, в котором даже самому кропотливому систематизатору трудно будет отыскать и обосновать логически оправданные линии, цепочки. Биография Вильгельма I в этом отношении в корне отличается от биографий таких неудачников, каким был в истории человечества Ганнибал, своими победами оставивший яркий след в военном деле. О Каннах с восхищением говорят все любители побеждать; битву на холме Сен-лак они вспоминают со скептической улыбкой, даже не пытаясь оценивать Вильгельма во всем объеме содеянного им. Ганнибал был чем-то похож на известного Сизифа. Вильгельма I можно сравнить при некоторых ограничениях и с трудолюбивым Гераклом, и с хитроумным Одиссеем, и с упрямым женолюбом Менелаем, и с упорным Агамемноном, и с отчаянно храбрым Атиллой… В чем-то он был схож с каждым из этих, да и других героев человечества. Отличался он лишь тем, что ему удалось осуществить задуманное.
