Брошенные тела - [122]

Манкевиц кивнул. В таких вопросах он доверял суждениям Джейсонса.

— А как насчет нашей подружки?

Он имел в виду, разумеется, помощника шерифа Кристен Бринн Маккензи. Сразу же после событий семнадцатого-восемнадцагого апреля Джейсонс стал выяснять, кто конкретно занимается расследованием убийства Фельдманов. Дело оказалось в руках одного болвана из ФБР по фамилии Бриндл и еще пары копов из полиции Милуоки, но именно эта женщина из маленького провинциального городка взялась за поиски всерьез.

— Ее не остановить. Она носится с этим делом, как бульдог.

Манкевиц не считал бульдогов особо склонными к беготне, но промолчал.

— Она профессиональнее, чем ФБР и полиция Милуоки вместе взятые.

— Что-то я в этом сомневаюсь.

— Изволь, но работает она значительно усерднее остальных. С того времени она только в Милуоки приезжала четыре раза, проверяя различные версии.

— У нее есть на это полномочия?

— Не думаю, что на данном этапе это хоть кого-то волнует. В конце концов, дерьмовая каша с убийством юристки заварилась в округе Кеноша.

— Почему же все пытаются валить только на меня?

У малыша Джеймса Джейсонса не было ответа на этот вопрос, да Манкевиц и не ожидал его. Поскольку для него ответ был очевиден: «Потому что, по моему мнению, трудолюбивые иммигранты должны допускаться в страну и занимать рабочие места тех, кто слишком ленив, чтобы вкалывать».

И еще, конечно же, потому что он высказывал свою точку зрения публично.

— Значит, миссис Маккензи не остановится, пока не узнает истинную подоплеку событий?

— Не остановится, — эхом отозвался Джейсонс.

— Хочет прославиться?

Его собеседник ненадолго задумался и сказал:

— Не думаю, что ей нужна лишняя засечка на пистолете, повышение по службе или что-то из этой серии.

— Тогда какова ее цель?

— Засадить плохих парней в тюрьму.

Джейсонс еще раз напомнил Манкевицу о том, чему был свидетелем в ту апрельскую ночь: безоружная Бринн Маккензи на вершине скалы бросала камни и бревна на головы своих преследователей, отвечавших ей огнем из дробовика и автоматического пистолета. И ретировалась она только после того, как сам Джейсонс открыл стрельбу из своего бушмастера.

Манкевиц не сомневался, что помощник шерифа Маккензи ему не понравится. Но не уважать ее он не мог.

— Что ей удалось раскопать?

— Не знаю. Она побывала на озерном побережье, на Уэст-авеню, Брюлайн, ездила в Мэдисон и Кеношу. День провела в Миннеаполисе. Говорю же, ее не удержать.

Несущийся бульдог.

— Есть что-то, чем я мог бы воспользоваться? Хоть что-нибудь?

— Кое-что есть. — Джейсонс все черпал из памяти, не нуждаясь в записях.

— Рассказывай.

— Имеется и у нее свой секрет.

— Если кратко, в чем там дело?

— Хорошо. Это было лет шесть-семь назад, когда она еще жила с первым мужем. Он служил в полиции штата, был награжден, уважаем коллегами. Но с тяжелым характером. В прошлом не раз избивал ее.

— Мразь! Бить женщину…

— Так вот, выяснилось, что в него стреляли.

— Стреляли?

— Да, причем в его собственной кухне. Провели расследование. Вывод — неосторожное обращение с оружием. Несчастный случай.

— Понял. Но нам что с того?

— Это не был несчастный случай. Стреляли намеренно. А дело замяли. Вероятно, на уровне Мэдисона.

— Замявший это дело рисковал потерять работу, если бы всплыла правда.

— Потерять работу, а то и угодить за решетку.

— Надеюсь, это не просто сплетни?

Джейсонс открыл свой дипломат и достал мягкую папку для бумаг.

— Здесь доказательства.

Да, при своих миниатюрных габаритах этот парень умел добывать то, что нужно.

— Надеюсь, это нам поможет, — сказал он.

Манкевиц открыл папку. По мере прочтения его брови поднимались все выше.

— Это для нас чрезвычайно полезно. Спасибо, — искренне поблагодарил он, подняв взгляд на Джейсонса. — Да, чуть не забыл. С Первым мая тебя!

Ему нравился этот город.

По крайней мере, он был достаточно хорош для временного пристанища.

Грин Бэй располагался на гораздо более ровной местности, чем заповедник вокруг озера Мондак, и в этом смысле сильно уступал ему в живописности, но сам по себе залив являл собой идиллическую картинку, а река Фокс впечатляла как водный путь-труженик, полный рабочей активности, что обычно импонировало Харту. В детстве отец брал его с собой на металлургический завод, где служил в бухгалтерии. И сын буквально лишался дара речи, когда его облачали в прочный защитный шлем и устраивали экскурсию по цехам, пропитанным запахами дыма, угля, расплавленного металла и резины.

Дом, который он снял в пролетарском квартале на одной из улиц с номером вместо названия, был не особо хорош. Зато функционален и дешев. Больше всего Харт страдал от неизбывной скуки.

Он ненавидел прятаться и выжидать, но именно это ему и требовалось сейчас. Обязательно и без вариантов.

Когда становилось совсем тоскливо, он уезжал в лесной заповедник, где чувствовал себя комфортно. Ему особенно нравилось, что туда вела дорога, называвшаяся Лейк-Вью-драйв — это живо напоминало о проселке к озеру Мондак. В лесу он гулял или оставался в машине и работал. При нем всегда было несколько одноразовых мобильных телефонов, с которых он звонил по поводу будущих заказов.

Вот и сегодня он возвращался с прогулки, когда на одной из полян увидел «майское дерево».