Брошенная колония - [43]

Ночью опять пошел дождь, укрытие оказалось ненадежным, и к рассвету Видок вымок и замерз. Сжевав еще один кусок мяса и запив его водой, он выбрался наружу и, мерно прыгая на костылях, пошел в указанном лешаком направлении. Игнат надеялся, что нелюдь не пошутила и он выйдет к людям. Руки и подмышки от непривычного и неудобного способа передвижения болели. Нога была все хуже, сил почти не осталось. Шли часы, мерное передвижение загоняло Игната все больше в ступор. Он не спросил у лешака, сколько идти до людей. А вдруг далеко? Если завтра не выйдет, то уже не выйдет никогда.

Когда вечером рухнул под очередную елку, он понял, что нужно поесть чего-то горячего. Кроме того, у него явно был жар – весь день он много пил, но это мало помогало. По его прикидкам, он прошел километров десять, горы справа стали еще выше и круче, буквально в двух сотнях метров вздымались почти отвесные стены.

Маленький походный котелок повис над небольшим костерком, Демидов все же набрался сил и развел огонь. В голове было совсем пусто, он смотрел на языки пламени, понимая, что, пожалуй, ему уже не выбраться из этой переделки. Каша подгорела, но он был рад и такой. Нога пульсировала, и от нее пахло гнилью. Скорее всего, утром он уже не сможет подняться, а потом придут те, кто закончит его существование: или нелюдь, или дикое зверье. Сил отбиться даже от обычного волка у него не хватит.

Поев, Игнат почувствовал себя лучше и позволил себе небольшое лечение. Джинн, еще раз дав клятву, немного почистил рану, теперь она была не такой грязной, но на этом успехи кончились.

Ночь прошла в бреду. Игнат метался на подстилке из лапника, ему виделись люди, в большинстве они уже давно умерли. Гоша стоял, весь истерзанный когтями, с кольчуги свисали лоскуты, только белое обескровленное лицо было целым и узнаваемым. Он стоял и с упреком смотрел на скрючившегося егеря. Потом появился Свен с порезанным горлом и залитой кровью грудью, импресарио стал рядом с Гошей и так же молча, с укором смотрел на Игната. Потом пришла маленькая девочка с мамой. Давно это было, лет двадцать назад, Игнат не успел всего на несколько минут – услышал с дороги крик, бросился, но опоздал. Тогда он столкнулся с бродячими упырями. Потом были еще и еще, и все молча смотрели, словно он виноват в их смерти. Последней пришла Таня, обожженная, в одних штанах.

– Ты, – вытянув красно-черный обугленный палец, прохрипела Сова, – ты всех нас убил.

А Игнат лежал на левом боку и не сводил взгляда с этих призраков, он уже ничего не соображал, его война кончилась, и он проиграл ее раненой ноге. Скоро он присоединится к этим сотням мертвецов – слишком большой багаж. Одних он помнил лучше, других хуже, но помнил всех.

И вдруг они стали таять, словно ветер уносил клочья тумана. А потом раздались голоса, тусклые, далекие, буквально на грани слышимости.

– Сдох?

– Да не, живой вроде. Нога только гниет, почернела вся. К ведьме его надо, иначе точно покойник.

– Может, ну его, все равно помрет, – предложил голос, который звучал чуть яснее и грубее. – Снимем сапоги, кольчугу да нож. Вон пули дорогущие, чистое железо, да и в рюкзаке, наверное, есть что интересное. Ему уже без надобности будет.

Мысли устало ворочались в голове Игната, он был в отвратном состоянии. Демидов уже перешагнул границу, когда наплевать, убьют его или бросят обобранным, все равно, заберут его вещи или нет. А если все же решат отвезти к той самой ведьме, может, судьба?

– А что это за знак? – Голос звучал отчетливей – похоже, один из мужчин нагнулся к нему.

– Может, герб цеховой? – предположил второй. – Похоже, ты прав, давай-ка лучше к ведьме. Вдруг какая птица важная да богатая, отблагодарит, если выживет, а нет – вещички разделим: часть нам, часть ведьме.

Они подняли Игната, ногу тут же прострелила острая боль, на какое-то мгновение его взгляд прояснился: его тащили, подхватив под руки, два здоровых мужика. Похоже, они были выше егеря, поскольку ноги Демидова не доставали до земли. Фарат завозился в коконе. Игнат очень четко ощущал, что кокон ослабел, – наверно, это было завязано на его состояние, и если джинн рванется, ослабшая темница его не удержит, он сможет овладеть телом одного из мужиков, и тогда получится одержимый – сильный одержимый.

– Не надо, – стараясь сформировать мыслепросьбу и отправить ее джинну, попросил Видок.

Видимо, получилось, поскольку в мозгу яркой вспышкой появился ответ: «Я жду». Эти мелкие усилия добили Игната, и он отключился.

В следующий раз он пришел в себя лежащим на куче лапника, пахло свежей хвоей, вокруг было темно, пол покачивался. Игнат пошарил, но рюкзака не нашел – а ведь там были остатки воды, – губы потрескались, во рту адская топка. После того как воды не обнаружилось, пить захотелось еще сильнее. В голове начала носиться навязчивая мысль: пить. Его ощутимо тряхнуло, рана отозвалась жуткой болью, он застонал, а сознание снова померкло.

– Как думаешь, не подох? – раздался голос, а потом по глазам резанул свет.

Игнат увидел над собой склонившегося бородатого мужика, здорового, косматого, со шрамом через подбородок.