Бронепоезд «Гандзя» - [5]

В политотделе у нас был граммофон — ящик с горластой трубой. Раздобыли один на бригаду — да и тот был чиненый-перечиненый. Ему ведь тоже доставалось в боях. На трубе пестрели заплаты, поставленные бригадными кузнецами. Эти ребята ловко ковали лошадей, но нельзя сказать, чтобы столь же удачно подковали граммофонную трубу. Она дребезжала и искажала звуки.

Из уст Ленина мы услышали «Обращение к Красной Армии» и «О крестьянах-середняках».

Долго-долго слушали бойцы пластинку. Потом заговорили.

— А почему, товарищ комиссар, пластинку разным голосом пускаете: то высоко, то низко, то середина наполовину? Какой же настоящий-то голос у Ленина?

Комиссар заглянул в трубу, однако не стал ее порочить.

Опять заговорили бойцы всей бригадой, горячились, спорили, большинством решили:

— Какой голос у Ленина? Ясно — громовой! На весь мир звучит. С этого дня политотдел засыпали требованиями: всюду желали послушать живую речь Ильича.

Тогда Иван Лаврентьич сказал:

— Берись-ка, Медников, работать с граммофоном!

Запрягли мне армейскую двуколку, и стал я разъезжать по заводам, фабрикам и по селам, собирая народ послушать Ленина.

Иван Лаврентьич сам выдавал мне пластинки — из рук в руки. А принимая обратно, всякий раз надевал очки, строго осматривал пластинки со всех сторон — нет ли какого изъяна или царапины. Я и сам, глядя на него, стоял не дыша, как на экзамене. Осмотрев пластинки, Иван Лаврентьич обтирал каждую суконкой и запирал в железный походный сундук, который был привинчен к стене в политотделе.

* * *

Уже четвертый месяц мы стояли в Проскурове. Совсем незаметно пролетело время!

Был июль. В садах уже поспевали плоды. Вокруг города колосились хлебами поля. Только и разговоров теперь было что об урожае. По городу собирали мешки. Железнодорожники на станции мыли, выскабливали, пропаривали вагоны для хлеба. Мирные заботы! Мирный труд! Вспомнишь, бывало, в эти дни про недавние походы, про все тяготы боевой жизни — и усомнишься: да уж и в самом ли деле все это было? И фронт, и окопы, и немецкие захватчики, и петлюровцы…

Меня свалил тиф, и я совсем отстал от саперного дела. Да и взвода моего уже не было в Проскурове. По директиве штаба фронта наша бригада выделила крупный отряд для действий на юге, против Деникина. В этом отряде из Проскурова ушла чуть ли не половина бригады: от нас взяли два батальона пехоты, три орудия — из восьми — при полном составе артиллеристов, полуэскадрон кавалерии и целиком весь саперный взвод.

Уехали мои товарищи, а я так и остался при политотделе и из лазарета сразу перебрался на вольную квартиру. Это и к штабу поближе вышло, да в своей комнате и работать удобнее. А работы всем нам хватало. В политотдел приходили не только рабочие, но и крестьяне из окрестных деревень, местные партийные и профсоюзные работники, молодежь. Приходили по разным делам: кто с жалобой на кулаков, кто с просьбой выделить докладчика — кто с чем.

В Проскурове налаживалась жизнь советского города.

И вдруг в один день все переменилось…

Это был знойный, душный день конца июля. Штаб не работал: было воскресенье. Я побродил в городском саду, послушал музыку, пришел домой, поужинал. Но спать не хотелось. И, растянувшись на кровати у открытого окна, я стал перелистывать конспект лекций Теслера, нашего комбрига. Вот человек! Сначала я думал, что он из каких-нибудь ученых, — столько знает! Есть же у нас ученые, которые в революцию вместе с рабочим классом встали за социализм, как, например, Клементий Аркадьевич Тимирязев. И вдруг я узнаю батрак! Потом он был рабочим в Риге. Даже голодая и бедствуя, Теслер не расставался с книжкой. Добирался он и до подпольной литературы большевиков, так что еще в царское время стал понимать, кто враги рабочего класса и как с ними бороться.

В Красной Армии Теслер начал службу в батальоне латышских стрелков и очень скоро стал командовать этим батальоном. А потом его назначили к нам комбригом. Наверное, отличился в боях. Да и порядок умеет навести — это мы почувствовали сразу, как только Теслер появился. Тогда же был прислан из Москвы Иван Лаврентьич — ставить политработу. Очень хорошо поладили они между собой. И стали мы звать командира бригады Августом Ивановичем. Настоящее-то отчество у него совсем другое. А мы соединили: один Август, другой Иван — так пусть главное наше командование называется Августом Ивановичем!

А потом, когда бригада вступила в бои против петлюровцев и германских оккупантов на Украине, мы на деле узнали нашего молчаливого и сурового на вид комбрига и полюбили его.

В Проскурове, находясь в штабе, я сам убедился, до чего пристрастен Теслер к книгам: едва он сошел с боевого коня, как сразу зарылся в местной городской библиотеке. Все книги пересмотрел!

Библиотека оказалась плохонькой, разоренной, но Теслер организовал там «советскую полку». Книги и брошюры для этой полки он вместе с Иваном Лаврентьичем набирал из каждой посылки, которую мы получали для политотдела из центра.

Теслер задумал написать брошюру для красноармейцев «О братстве советских народов» и читал на эту же тему лекции в нашем политотдельском кружке.