Бродяга - [25]

— Да, нет… Я ведь в армии был, так сказать, автоматчик. Но в стороне, тоже быть не желаю.

— Вот это правильно, — Вишня помолчал, а потом произнес фразу поразившую Севера. Тоже, ему говорил Абдула. — Время придет, сами позовут.

Кашкет, подключился к разговору, — У тебя стержень правильный, и духу хватает, но не зазнавайся, как говорится: Живи попроще, и народ к тебе потянется.

Подошло время Севера. С утра объявили, кому собираться на этап. В сборке собралось около тридцати человек. Все, оживленно разговаривали, казалось, что все знакомы друг с другом. Север тоже быстро нашел знакомого. Львовский щипач, Ростик.

— Куда едем, как считаешь? — поинтересовался он у Севера.

— Сегодня двадцать пятое, этап однозначно на Днепр, по пути будет проходить через Хмельницк, так что может и Изяслов. Надо будет у конвоя поинтересоваться, они то уж наверняка в курсе.

Промурыжили на сборке почти три часа. Началась погрузка в автозак. Все были с баулами, а то и двумя. Север ехал можно сказать налегке, одна небольшая торба. Все самое необходимое. Наконец тронулись, до вокзала добрались быстро. Столыпин стоял на запасном пути.

— Первый пошел! — Раздалась команда конвоя.

Антон, сидел с самого края, он и оказался первым. Не мешкая, выпрыгнул с машины. Столыпин, находился, напротив, в трех шагах. Нырнул в вагон. Солдат указал на открытое купе, забранное решкой. Север зашел, сразу же откинул среднюю полку. Закинул баул, подтянувшись на руках, очутился наверху.

— Самое козырное место в Столыпине, на средней полке, — наставлял его Кашкет. — Поэтому, когда будешь грузиться в воронок, постарайся сесть последним, соответственно будешь первым при погрузке. Зайдешь в Столыпин, лезь сразу же на среднюю полку. Будет посвободнее, да и лучше все-таки в горизонтальном положении в дороге, чем в сидячем.

Народу в купе набилось под завязку. Два человека на самых верхних полках, затем пятеро, включая Севера на средней, и шесть внизу. Могло быть и хуже, подумал Антон. В соседнем купе разместились «рыцики» [30]. Их было немного, всего пять человек. Как выяснил Север, шли на пятьдесят восьмую с сорок седьмой. Сорок седьмая в Сокале и пятьдесят восьмая в Изяслове, это особый режим. Особики были одеты в полосатую робу и шапочки, как в кинофильмах о гитлеровских лагерях. Они явно не унывали, постоянно шутили, прикалывались с конвоем. Последними, загрузили девчонок. Они проходили по одной, быстрым шагом мимо клеток не глядя по сторонам. Зеки притихли. Север насчитал восьмерых. Последней, тяжело опираясь на палку, переваливаясь, нескорым шагом шла пожилая женщина. Да какое там пожилая, просто старушка. Ей было не менее семидесяти лет. Север не удержался, — Бабушка, тебя-то за что мучают?

Старушка приостановилась, — Я сынок, судью ножом заколола. Он сыночка моего на десять лет посадил.

— Насмерть?

— Нет. Живой зараза, уж лучше бы сдох! — Она, поковыляла дальше.

— Во, бабулька дает! — Внизу, с жаром обсуждали услышанное.

Столыпин загрузили полностью. Конвой, не откладывая дела в долгий ящик, начал проверку. Когда дошла очередь до Антона, он спросил у сержанта, — Командир, куда еду-то? А то ведь никто не удосужился сообщить.

— Сейчас посмотрю, — сержант заглянул в сопроводиловку. — Изяслов, готовься выходить в Хмельницком.

Следом за Севером, другие тоже стали спрашивать. Сержанту надоело, — Дальше положенного не увезут. — И больше на задаваемые вопросы не реагировал.

Вагон дернулся, немного проехал, потом остановился. Опять дернулся. Тягали их бесконечно долго, в конце концов, пристегнули к составу. Приблизительно через час, они тронулись. На централе всем выдали паек; большую банку кабачковой икры, соленую селедку и хлеб. Арестанты начали перекус. Север решил воздержаться. До Хмельницка, было не так уж и далеко. К ночи, по любому будут на месте. Поешь, захочется пить, тем более что духота стояла несусветная. Попьешь, надо будет в туалет, проще немного поголодать. Ему не привыкать. Подожду до Хмельницка, а там видно будет. Ему говорили, что в Хмельницке, кормежка не в пример лучше, чем во Львове. Вот и посмотрим, а паек еще пригодится. Прибыли поздно вечером, загрузили в воронок, приехали на централ. Всех, Север насчитал двадцать семь человек, кинули в небольшую камеру, судя по шконарям рассчитанную на десять человек. Здесь обитали огромные тараканы. На Львовской тюрьме, они тоже были большие, встречались не меньше майского жука, но таких монстров как здесь, Антон в жизни не видел. Они совсем безбоязно лазали по хате, не обращая внимания на зеков. Промаялись до самого утра, поспать так и не удалось. В десять часов дернули на шмон. Арестанты имеют свое весло [31] и кружку, так вот, здесь эти предметы изымались. Позже, уже заехав в хату, и дождавшись обеда, Север понял, в чем дело. Сидельцам, администрация выдавала на время кормежки, свои ложки. Но, что это были за ложки! Оловянные, совершенно круглые, с ручкой не длиннее пяти сантиметров, с круглым набалдашником на конце ручки. Есть такой ложкой с непривычки было трудновато, но арестанты приспосабливались, никуда не денешься, кушать-то надо. Оказалось, что это куриные поилки, с птицефабрики. Мелочь вроде, но администрация не упускала случая унизить людей. Баланда оказалась получше, чем во Львове. Все-таки местный централ был намного меньше. Через три дня поехали дальше. Загрузились в Столыпин и через шесть часов прибыли в Шепетовку. Оттуда, воронком до Изяслова. Особисты, ехали в одной машине с общим режимом. Тридцать первую и пятьдесят восьмую разделял только забор. Особый режим, так же как и в Сокале, находился в старом монастыре. Советы, приспосабливали такие здания под тюрьмы повсеместно. Вот и тюрьма во Львове, ведь тоже была когда-то женским монастырем св. Бригитты. Сначала заехали на пятьдесят восьмую, выгрузили рыциков, а через пять минут, Север выпрыгнул с машины в блоке приемке. Встречал ДПНК