Бродячие мертвецы - [4]

— Да, что тут наблюдать? Грязно, холодно и погано, как в любой столовке домокрестьянской ночлежки…

Через полчаса парень, наконец, появился, но к их столу соизволил подойти лишь после того, как Дохватов вторично позвал его.

— Вам чего, граждане? — спросил парень и, не глядя на них, лениво стал вытирать мокрой тряпкой настольную клеенку.

— А что у вас есть? — осведомился Дохватов.

— Борщ, каклеты и каша.

— Еще что?

— Так это ж полный ужинный камплект. Чего ж вам еще?

— Борщ с мясом? — спросил Холмин и получил не совсем вежливый, но обстоятельный ответ:

— Откуда? От сырости? У нас мясной борщ бывает токо по большим пролетарским праздникам.

— По каким? — поинтересовался Дохватов.

— В день 1 мая и на Октябрьскую революцию.

— Может быть, котлеты мясные? — со слабой надеждой в голосе спросил Холмин.

— Картофельные! — сразу разбил его надежду парень с тряпкой.

— Жаль. А каша какая?

— Ячменная.

— С остюками?

— Есть, конечно, и остюки. Поскольку очистка крупы не особо качественная. Но жевать можно. Ежели не торопясь.

— Ясно-понятно, — сказал Дохватов. — Тащите нам все это. Попробуем… Как с выпивкой?

— Водка и вино всегда имеются.

— Вино-то, надеюсь, виноградное?

— Плодо-овощное.

— Какое?! — воскликнул удивленный Холмин.

— Союзвинплодовощ его знает, какое оно. Вроде из фруктов с овощами. Пьющие не обижаются. В голову ударяет… Принесть бутылку?

Дохватов протестующе замахал на него руками.

— Давайте не надо. Еще отравимся.

— Мы людей не травим, — обиженно пробурчал парень, отходя от стола.

— Принесите нам две стопки водки по сто грамм, — крикнул вслед ему Дохватов.

Прошло еще не меньше четверти часа, прежде чем парень принес две тарелки бурого, подозрительного на вид борща. Тарелки были полные, и в каждой из них он купал большие пальцы своих рук. Дохватова передернуло.

— Вы, товарищ подавальщик, в каждой тарелке свои пальцы моете? — свистящим полушепотом спросил он.

— Как мою? — не понял тот.

— А вот так, как сейчас.

— Граждане! Ну, чего вы из меня жилы тянете? У нас не ресторан. Подносов нету. Надо-ж понимать, — заныл парень, ставя тарелки на стол.

— Давайте не будем хамить! — оборвал его Дохватов.

Парень на секунду опешил, но потом его круглая, веснущатая физиономия побагровела, белобрысые брови двумя дугами поднялись вверх, такие же белобрысые ресницы заморгали и он начал орать:

— Что?! Как вы сказали? А ну, повторите! Да я вас привлеку к ответственности за оскорбление личности при исполнении служебных обязанностев. А ну, повторите!

— Заткнись, ты, суслик! Чтоб тебя побрали бродячие мертвецы, — зло вырвалось у Дохватова.

Холмин предостерегающе схватил его за рукав.

— Василь Петрович!

Но было уже поздно. На физиономии парня изобразился панический ужас, и он, как ужаленный, отскочил от стола, смахнув с него тарелку с борщем. Бурая жижа лужей разлилась по полу. С минуту простояв столбом, парень кое-как пришел в себя и заговорил плачущим голосом, ища поддержки у сидящих за соседними столиками. При этом он усиленно напирал на окончания слов, приставляя к ним мягкий знак:

— Товарищи! Граждане! Что же это такое делается? Приходють. Требують мяса. Плодоовощное не пьють. Обзывають сусликом. И пужають. Бродячими мертвецами пужають. Это что же, я вас спрашиваю?

«Товарищи» и «граждане» сидели, опустив носы в свои тарелки и стаканы и делая вид, что они ничего не видели и не слышали. Убедившись, что его восклицания и вопросы производят на них действие «гласа, вопиющего в пустыне», парень обратился к кому-то, сидевшему в самом темном углу столовой:

— Кондратий Палыч! Ты-ж надзиратель за порядком. Так чего молчишь? Тут явная вражеская вылазка.

Из угла выдвинулась долговязая фигура и подошла к столику, занятому Холминым и Дохватовым. На них уставилось молодое, почти мальчишеское лицо, которое можно было бы назвать красивым, если-б не рябины оспы и отсутствие левого глаза на нем.

— Об чем шум, граждане?

Дохватов ощупал его косым, оценивающим взглядом.

— А вы, кто такой?

Одноглазый ответил на вопрос по-мальчишески звонко, но с претензией на важность и внушительность:

— Старший осодмилец.[5]

Дохватов криво ухмыльнулся.

— Ага! Важная, значит, птица.

— Важная или неважная — это не ваше дело. Предъявите документы!

— Пожалуйста.

Агент Уголовного розыска и репортер достали из карманов свои паспорта и командировочные удостоверения. Осодмилец взял их и начал читать, беззвучно шевеля губами. Прочел внимательно, еще внимательнее осмотрел печати и, возвращая документы владельцам, заговорил нравоучительным тоном:

— Нехорошо, товарищи. Очень нехорошо. Вас сюда зачем прислали? Пух-перо заготавливать. А вы чем занимаетесь? Всякими классово-чуждыми разговорчиками вызываете недовольство окружающего населения вообще и обслуживающего персонала Дома крестьянина в частности. Это, товарищи, граничит с контрреволюцией. Так и до исправтрудлагеря докатиться можно.

Слушая одноглазого юнца, Дохватов еле сдерживал и гнев, и смех. Холмин многозначительно и умоляюще смотрел на агента, опасаясь, что он чем-нибудь выдаст их инкогнито. Но Дохватов сдержался, погасил огонь своих цыганских глаз и, напустив на себя простоватый вид, сказал просительно: