Бродячие мертвецы - [2]

— Отказывались, — поправил его Дохватов.

— А теперь? — спросил Холмин.

— Валом валят в колхоз. И на общем собрании постановили и заявления индивидуальные пишут. Просто удивительно.

— Что же их так в колхоз потянуло?

Агент Уголовного розыска пожал плечами.

— По-видимому, колхозная агитация улучшилась.

— С помощью наганов ГПУ?

— Нет, брат. В Дубовском наганы применять нельзя.

— Отчего же? В других селах ведь применяют.

— Там положение другое. А тут — староверы. Люди крепко организованные, сплоченные. Тронь их, так они, по приказу своего главного старца-начетчика, в одну ночь, ясно-понятно, снимутся и в горы к абрекам[2] махнут… Хотя, что же это, Шура, мы с тобой про коллективизацию разговорились? Пускай ею занимаются те, кому это нужно, а я тебя вызвал совсем по другому делу.

— По какому? — спросил репортер, загораясь профессиональным любопытством.

— Дело касается вышеупомянутого села. Месяц тому назад там умерли две женщины, а один мужчина сошел с ума. Произошло это в одну и ту же ночь.

— А вы, Василь Петрович, ничего мне об этом и не сказали, — с упреком заметил Холмин.

— Так, Шура! — воскликнул Дохватов, поднимая обе ладони вверх. — Мало ли в наше время людей помирает и сходит с ума? Эпоха такая. Я сам сперва не придал значения этим случаям. Но вчера, в областную психбольницу, из села Дубовского доставили еще двух сумасшедших. Молодые ребята, приблизительно твоего возраста. Заинтересовавшись, я поехал на них взглянуть, и вот что меня поразило: оба бормочут о каких-то мертвецах и у обоих на физиономиях застывшее выражение ужаса. Почти такое же, как у их односельчанина, сошедшего с ума раньше… Что скажешь, Шура?

— Пока ничего. Жду, что вы скажете мне дальше, — ответил Холмин.

В разговоре с агентом он обращался к нему на вы из уважения к возрасту. Агент называл его на ты из снисхождения к юности. Иногда, правда, и Холмин переходил на ты, но это бывало при обстоятельствах исключительных.

— Что же я еще могу добавить? у меня ничего особенного, как будто, больше нет, — произнес Дохватов, в раздумья.

— Отчего умерли те две женщины из Дубовского?

— Определение медицинской экспертизы длинное. Но, выражаясь по-нашему, от разрыва сердца.

— Их уже похоронили?

— Ну, конечно.

— Жаль. Хотелось бы на них взглянуть.

— Но нельзя их, ясно-понятно, держать в мертвецкой целый месяц.

— Интересно, какое выражение было на лицах этих умерших?

— Выражение?… Да тоже такое, будто они перед смертью чего-то испугались.

— А что говорят врачи о сумасшедших?

Дохватов возмущенно передернул плечами так, что его кожаная куртка жалобно затрещала.

— С этими докторами прямо беда. Не умеют работать на быстроту. Заявляют, что для них все три случая сумасшествия весьма странные и клинические и что для их исследования потребуется много времени. А как я могу ждать?

— Своих агентов в Дубовское уже послали?

— Нет. Сам думаю поехать. На прошлой неделе двое наших агентов там были. По другому, правда, делу. Но в их донесениях ничего особенного не имеется. А меня Дубовское, ясно-понятно, заинтересовало. Ты, как со мной туда? Сможешь?

— Постараюсь в редакции получить командировку.

— Давай-давай.

— Только я сначала хотел бы увидеть трех сумасшедших дубовичан в психиатрической больнице.

— Это можно. Сейчас поедем туда…

* * *

Санитар психиатрической больницы, угрюмый, белобрысый детина с мускулами и ухватками профессионального вышибалы, открыл дверцу, прикрывавшую решетчатое окно и, ткнув в него пальцем, коротко и хрипло проворчал:

— Они самые.

Дохватов и Холмин с любопытством заглянули в окно. За его решеткой была небольшая комната, ярко освещенная двумя стосвечевыми лампочками, ввинченными в потолок и прикрытыми проволочными сетками. Три деревянных топчана без матрасов, вделанные ножками в цементный пол, протянулись вдоль стен. На двух из них лежали человеческие фигуры в смирительных рубашках: одна молчала, уткнувшись головой в стену; другая, уставившись в одну точку невидящими, опустошенными безумием глазами, выкрикивала, истерически задыхаясь:

— Бродячие мертвецы! Мертвецы… мертвецы… мертвецы!

Третий топчан был пуст, но рядом с ним стоял на коленях бритоголовый человек в нижней рубашке и кальсонах и что — то бормотал глухим, неразборчивым голосом, низко опустив голову.

— Действительно лица у них жуткие. Сплошные гримасы ужаса, — произнес Холмин, с чувством брезгливой жалости разглядывая несчастных, потерявших разум.

— Дюже они спужались чегой-то. Навсегда спужались, — подтвердил санитар.

В этот момент человек на коленях поднял голову и, упершись в решетчатое окно пустым, бессмысленным взглядом, заговорил гнусаво, монотонно и нараспев:

— Молодой месяц взойдет на небе. И встанут из гробов мертвецы. И скажут: «Идите!» А кто не пойдет — да будет проклят. И помрет лютою смертью. И сгорит в геене огненной.

Его последняя фраза перешла в нечленораздельное бормотанье, и он снова опустил голову на грудь. Холмин и Дохватов удивленно переглянулись.

— Откуда он таких слои набрался? — спросил агент.

— Похоже на какое-то заклинание, — заметил репортер и обратился к санитару:

— Что еще этот больной говорит?

Санитар отрицательно крутнул головой.