Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние - [23]

.

Весьма любопытно описание Рюльера реакции императрицы на случившееся. «В сей самый день, когда сие случилось, государыня садилась за стол с отменною веселостью, – сообщал француз. – Вдруг является … Орлов – растрепанный, в поте и пыли, в изорванном платье, с беспокойным лицом, исполненным ужаса и торопливости, его сверкающие и быстрые глаза искали императрицу. Не говоря ни слова, она встала, пошла в кабинет, куда и он последовал; через несколько минут она позвала к себе графа Панина, который был уже наименован ее министром. Она известила его, что государь умер, и советовалась с ним, каким образом объявить о его смерти народу. Панин советовал … на другое утро объявить … новость, как будто сие случилось ночью. Приняв сей совет, императрица возвратилась с тем же лицом и продолжала обедать с тою же веселостью. Наутро, когда узнали, что Петр умер от геморроидальной колики, она показалась, орошенная слезами, и возвестила печаль своим указом»171.

Следует отметить, что тайна смерти Петра III продолжает интересовать современных историков, которые, к слову сказать, не высказывают никаких сомнений в насильственной кончине императора. Концепции ученых различаются лишь в вопросе способа умерщвления Петра III и имен непосредственных его исполнителей. К примеру, А.С. Мыльников полагает, что императора душил ружейным ремнем некий швед из бывших лейб-компанцев – Шванович172.

В письмах к Понятовскому Екатерина сообщала о наиболее активных участниках дворцового переворота. Она особо выделила братьев Орловых, подчеркнув, что они «блистали своим искусством управлять умами, осторожною смелостью, … присутствием духа и авторитетом, который это поведение им доставило». Екатерина восхищалась братьями, полагая, что у них «много здравого смысла, благородного мужества. Они патриоты до энтузиазма и очень честные люди», страстно к ней привязанные. Императрица упомянула также капитана Пассека, который «отличался стойкостью», брата адъютанта императора князя Барятинского, офицера конной гвардии 22-летнего Хитрова и 17-летнего унтер-офицера Потемкина (будущего фаворита императрицы Григория Потемкина – Т.Л.). На взгляд Екатерины, последние руководили «со сметливостью, мужеством и расторопностью». Не забыла императрица упомянуть и о собственной роли в событиях. «Все делалось, – признавалась она Понятовскому, – под моим ближайшим руководством»173. При этом Екатерина утверждала, что на ее стороне была божья помощь. «Господь Бог привел все к концу, предопределенному им, и все это (участие в государственном перевороте и убийстве супруга – Т.Л.) представляется скорее чудом, чем делом, предусмотренным и заранее подготовленным, ибо совпадение стольких счастливых случайностей не может произойти без воли Божией», с долей цинизма заключала новоиспеченная императрица174 .

Интересна оценка переворота прусского короля Фридриха II, приведенная С.М. Соловьевым. «По справедливости, – заявлял король, – императрице Екатерине нельзя приписать ни чести, ни преступления этой революции: она была молода, слаба, одинока, она была иностранка, накануне развода, заточения. Орловы сделали все; княгиня Дашкова была только хвастливою мухою в повозке. Екатерина не могла еще ничем управлять; она бросилась в объятия тех, которые хотели ее спасти. Их заговор был безрассуден и плохо составлен, – продолжал Фридрих II, – отсутствие мужества в Петре, несмотря на советы храброго Миниха, погубило его: он позволил свергнуть себя с престола, как ребенок, которого отсылают спать»175.

Обратимся еще раз к письмам Екатерины к Понятовскому. В одном из них она делилась своими планами на будущее. «Мое существование состоит и будет состоять в том, – писала она, – чтобы не быть под игом никакого двора … заключить мир, привести мое обремененное долгами государство в наилучшее состояние, какое только могу, и это все». Столь благородные цели императрица предполагала осуществить с помощью доверенных лиц. В их число входили: сенатор из Коллегии иностранных дел Бестужев, с которым императрица, тем не менее, советовалась «лишь для виду»; преданный гетман К.Г. Разумовский; «самый искусный, самый смышленый и самый ревностный человек при дворе» Панин, а также президент мануфактур-коллегии Ададуров. По мнению Екатерины, все они «герои, готовые положить свою жизнь за Отечество и столь же уважаемые, сколь достойные уважения». Однако самым главным для императрицы была их лояльность: они должны были делать только то, что она им «диктовала». «Я их всех выслушиваю, и сама вывожу свои заключения», – утверждала императрица176. В то же время Екатерина уже начинала тяготиться опекой и чрезмерной вниманием со стороны приближенных. «Могу вам сказать, – сообщала она Понятовскому в письме от 9 августа 1762 г., – что все это лишь чрезмерная ко мне любовь их, которая начинает быть мне в тягость. Они смертельно боятся, чтобы со мною не случилось малейшего пустяка. Я не могу выйти из моей комнаты без радостных восклицаний. Одним словом, – заключала Екатерина, – это энтузиазм, напоминающий собою энтузиазм времен Кромвеля»177