Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние - [132]

Посол отметил, что депутаты были размещены по губерниям, причем от каждого уезда выбран дворянин, купец или ремесленник и свободный крестьянин. Духовенство имело одного представителя, архиепископа, который восседал с правой стороны от трона. Кэткарт обратил внимание на такую важную деталь, как отсутствие в Комиссии юристов. «Во всем собрании, – свидетельствовал он, – не было ни одного черного плаща и вообще ни одного платья, похожего на обыкновенный костюм законника». Имелись и другие отличия указанного собрания от привычного послу устройства палаты общин. «Председатель генерал-лейтенант, весьма воинственной наружности и кавалер ордена Белого Орла, не имел ни мешка, ни посоха, но вставая для того, чтобы говорить … брал в руки булаву, называемую маршальским жезлом, и обращался к собранию с громкой, явственной и методичной речью». Как видно, посол нет-нет, да и проводил аналогию заседания делегатов Уложенной Комиссии с палатой общин в английском парламенте.

Кэткарт затронул также процедуру обсуждения вопросов на заседании Комиссии. «Мне говорили, – писал он, – что часто вопросы не проходят … голоса разделяются на самые мелкие партии», и что только один профессор из Лифляндии Урсинус «не соглашается почти ни на одно предложение; нескольким лицам был дан отпуск, другим отставка и взамен их объявлено избрание новых членов», после чего предводитель закрыл заседание.

Завершая свое повествование, Кэткарт оценил деятельность собрания депутатов критически. «Все это установление, – писал он, – представляется … чем-то вроде подмостков, которые, без сомнения, будут разобраны, как ненужные леса, тотчас по окончании императрицей всего великого здания». Тем не менее он подчеркивал, что Екатерина II составила проект Уложения законов «на собственных основаниях, но в смысле вполне соответствующим с действительными интересами и характером всех ее подданных». Именно для этой цели она повелела собрать народных представителей в количестве 600 человек, которым «предоставила обширные льготы и привилегии, причем каждый из них снабжен наставлениям от своих сограждан, касательно их желаний и нужд, а также общего их положения». Никаких прений в собрании не происходило, но «всякий, кто возбуждает какой бы то ни было вопрос или на следующий назначенный для того день оспаривает его, читает свои соображения и передает их председателю, который докладывая резолюцию императрице, сообщает ей также мнения и соображения, изложенные письменно»821 .

На неэффективность собрания депутатов в решении вопросов о законодательстве указывал и Ширли. «Если бы даже императрица была одним из великих гениев, созданных для просвещения мира, – писал он в депеше от 28 февраля 1768 г., – возможно ли бы было для России надеяться в будущем на управление справедливыми, равными и прочными законами». Примечательно, что причину в неэффективности российских законов, даже, если бы они были доведены до совершенства, дипломат усматривал а отсутствии в России «почтенных и бескорыстных чиновников», а также подданных императрицы, которые, хотя и «считают себя … мудрыми и сильными, … в действительности … находятся на таком далеком расстоянии от счастливого положения некоторых европейских народов». Хотя Ширли признавал, что влияние русских велико, но считал, что «блеск их могущества» не продлится вечно822. Англичанин не видел перспектив для роста могущества и процветания России из-за деспотической власти верховного правителя, невозможности создания представительного учреждения по английскому образцу, коррупции чиновников, а также «неевропейского» характера самого народа.

Важное место характеристикам императрицы и ее ближайшего окружения уделял Роберт Ганнинг. Его первые впечатления о Екатерине II были нелицеприятными. В послании госсекретарю Саффолку от 28 июля 1772 г. он утверждал: императрица далеко не популярна в своей стране и даже не стремится к этому; «она нисколько не любит своего народа и не приобрела его любви». Екатериной II движет исключительно «безграничное желание славы», достижение которой служит для нее целью, «гораздо выше истинного блага страны, ею управляемой».

Подобные заключения Ганнинг делал на основании анализа деятельности Екатерины. «Она предпринимает огромные общественные работы, основывает коллегии и академии в широких размерах и ценою крупных расходов, а между тем не доводит ни одного из этих учреждений до … совершенства и даже не оканчивает постройку зданий, предназначенных для них. Несомненно, – продолжал посол, – что таким образом растрачиваются громадные суммы, принося стране лишь весьма малую долю истинной пользы, но с другой стороны, несомненно и то, что этого достаточно для распространения славы этих учреждений между иностранцами, которые … не имеют случая следить за дальнейшим их развитием и результатом»823.

Политическая деятельность императрицы, на взгляд посла, также страдает от ее слабостей, что позволило королю Пруссии «с обычной ему хитростью и ловкостью направлять эту деятельность к собственной выгоде». Не будь этой слабости, полагал Ганнинг, «личность ее действительно являлась бы … необыкновенной, ибо немного таких задач, которые по замыслу были бы выше ее ума, по исполнению выше ее способностей»