Британская военная экспедиция в Сибирь. Воспоминания командира батальона «Несгибаемых», отправленного в поддержку Колчака. 1918—1919 - [7]

Вскоре после этого я встретил старого бродягу с мешком и передал его своему офицеру связи. Мы не могли задержать его, поскольку у него уже были чешский и французский паспорта, но позже я пожалел, что не пробил его бумаги пулей, когда они лежали в его нагрудном кармане. Он шел вдоль дороги, и мои караульные не дали ему подойти к окопам, но он видел, как мои солдаты рассредоточивались по лесу, и с приходом дня вражеская артиллерия начала обильно поливать лес шрапнелью и снарядами. Во время завтрака один снаряд упал в 20 ярдах от меня и моих офицеров и, разорвавшись прямо под деревом, поднял его в воздух самым удивительным образом. Количество снарядов – некоторые были немецкого производства, – которое противник потратил на лес, указывало на большие запасы боеприпасов. Нам нечем было ответить на этот настойчивый обстрел, но в конце концов огонь прекратился, видимо просто от усталости. С наступлением темноты огонь начался снова, и слабый ответ трех небольших горных пушек, которые, как мы знали, были в распоряжении казачьего аванпоста в Руновке, указывал на то, что атака развивалась в том направлении.

Этот неравный поединок продолжался с перерывами до двух часов ночи, когда по полевому телефону мне сообщили, что Руновку пришлось оставить, что чешский отряд отступает через наш фронт и что казаки Калмыкова отступают вниз по реке, чтобы занять позицию в Антоновке – крайне правой точке нашего тыла. Это означало, что все наши оборонительные позиции полностью свернуты, и после очередного перехода противник окажется рядом с железнодорожной линией, по которой осуществлялись наши коммуникации.

Однако это была не единственная наша проблема. До позавчерашнего дня мы имели возможность время от времени отвечать выстрелами на ту пальбу, что была направлена на нас, но потом большевицкие артиллеристы поразили две пушки, чьей обязанностью было не допустить наступления противника вдоль железной дороги, и, чтобы закрыть эту брешь, у нас забрали единственные два полевых орудия, оставив пехоту совсем без защиты артиллерии. Я отправил каблограмму во Владивосток контр-адмиралу Пейну, командовавшему военным кораблем «Саффолк», сообщив ему о нашем критическом положении, и попросил прислать все возможное артиллерийское подкрепление. Контр-адмирал действовал быстро, как принято на флоте. В невероятно короткий срок он снарядил бронепоезд с двумя 12-футовыми корабельными пушками и двумя пулеметами и отправил его с курьерской скоростью на помощь мне. За ним следовал другой такой же поезд. Обоими командовал капитан Бат. Трудно описать чувство облегчения, с которым наши усталые и ослабевшие солдаты встретили такую своевременную помощь нашего флота. Это позволило нам поставить на позицию два чешских орудия, чтобы подавить огонь противника, и дало ощущение защищенности с тыла на случай, если мы будем вынуждены отступить. Это воодушевило людей, хотя они и без того не выказывали ни малейшего признака подавленности, несмотря на многочисленные неудобства. Британский солдат определенно способен проявлять непоколебимую твердость в самых неблагоприятных ситуациях.

Не заставив себя долго ждать, большевицкие главари раскрыли карты. В течение следующего дня они хранили молчание, но ночью начали обстреливать нас со своей новой позиции в Руновке, выбрав в качестве места для двух своих батарей холм, где стояла православная церковь, и используя ее колокольню в качестве наблюдательного пункта.

Около 9:30 утра из Шмаковки медленно двинулся вперед бронепоезд противника, за которым следовали четыре других, из которых велся боковой огонь по моей позиции. Все их снаряды шлепались в болото, недолетая ярдов 400, что доставляло солдатам массу удовольствия и вызывало много ехидных комментариев на кокни. Затем появился поезд с солдатами, вселяя большие надежды, что настоящая атака состоится на нашем участке фронта, но наши 12-футовые орудия с бронепоезда начали активную работу, и после попадания в передовой локомотив противника из него во все стороны повалил пар, вызвавший страшный переполох среди паровозной бригады. Флотские канониры, похоже, были не склонны упускать цель, так что наступление захлебнулось, и поезда двинулись назад в укрытие.

Два старых чешских полевых орудия, восстановленные во Владивостоке умельцами с «Саффолка», выкатились на позицию позади углубления в земле и справа сзади нас и начали поединок с двумя вражескими батареями в Руновке. Дуэль получилась исключительно увлекательной. Вражеская артиллерия в попытке нащупать наш лес и укрепления обильно засыпала шрапнелью полосу деревьев, занятую французами, но врагу не удавалось ни засечь наши орудия, ни приблизиться к ним, ни даже случайно попасть в человека или в лошадь. Ночью какой-то мужик выдал расположение орудий, и рано утром одно из них вывели из строя. Оставшееся орудие сменило позицию, и дуэль стала еще более интересной. Благодаря искусному маневру орудие удалось переместить гораздо ближе, так что диапазон обстрела оказался таким, как надо. Снаряды падали так близко к цели, что воодушевление пехоты переросло в лихорадочный жар, и наконец очередной снаряд попал точно в наблюдательную башню врага, от чего она загорелась и выгорела дотла. Поместив четыре снаряда под рукой и действуя как троянцы, чешские артиллеристы дали четыре залпа так быстро, что у врага создалось впечатление, будто теперь против него работают четыре орудия. После двух часов непрерывного обстрела их батареи оказались так измотаны в неравной схватке, что отступили с двумя орудиями, выведенными из строя. Это была просто великолепная демонстрация по-настоящему эффективной стрельбы. Нет сомнений, что враг намеревался предпринять попытку перейти реку у Руновки, и артиллерия была установлена так, чтобы прикрывать эту переправу. Благодаря выбранной стратегии молодой чешский лейтенант-артиллерист, имевший всего одно полевое орудие, сорвал планы вражеского командования. Никогда еще хитрость не срабатывала так успешно.