Британская военная экспедиция в Сибирь. Воспоминания командира батальона «Несгибаемых», отправленного в поддержку Колчака. 1918—1919 - [46]

1. Например, мне сообщили, что некоторые железнодорожные и другие рабочие в течение многих недель, а в иных случаях месяцев, не получали никаких зарплат, на которые могли бы содержать себя и свои семьи. Если это правда, то невозможно ждать, что рабочие будут довольны, и было бы странно, чтобы они согласились работать так же хорошо, как обычно. Необходимо, чтобы я имел возможность пообещать, что подобные недостатки будут исправлены, и в будущем зарплата будет выплачиваться регулярно.

2. В России отсутствует множество элементов, которые в таких промышленных странах, как Англия, считаются необходимыми для поддержания спокойствия. Я допускаю, что при нынешнем тревожном положении в стране нельзя сделать что-то существенное в плане проведения конструктивных реформ. Но было бы очень полезно, если бы я мог сказать рабочим от имени правительства России, что, как только порядок будет восстановлен, российское правительство сразу же примет законы для защиты и помощи русским рабочим и их организациям на железной дороге, аналогичные тем, которые уже с большой эффективностью работают в Англии.

Если бы я получил от вашего превосходительства что-нибудь определенное в отношении этих двух пунктов, я уверен, что это бы очень помогло в работе по умиротворению рабочего класса в России, а также значительно усилило авторитет вашего превосходительства в сердцах русских людей.

Джон Уорд, подполковник, командующий 25-м батальоном Миддлсекского полка».

«Омск, 5 февраля 1919 года

Подполковнику Джону Уорду, командующему 25-м батальоном Миддлсекского полка.

Сэр, в ответ на ваше письмо от 4 февраля я хотел бы сообщить вам, что с большим удовлетворением узнал, что вы добровольно согласились взять на себя важную миссию в отношении наших железнодорожных рабочих и призвать их как можно лучше послужить России в этот критический момент ее существования.

Два вопроса, которые вы подняли в своем письме, не должны быть оставлены без скорейшего ответа, поэтому мне бы хотелось довести до вашего сведения следующее:

1. Настоятельная необходимость аккуратной и регулярной выплаты заработной платы рабочим является предметом моего личного внимания, и правительство уже приняло меры воздействия в этом отношении. Мы считаем, что железные дороги столь же важны, как и армия, и, как вы сами понимаете, наше правительство сделает все, что в его силах, чтобы улучшить угрожающую ситуацию, сложившуюся в этом вопросе.

2. По поводу следующего вопроса, который вы упомянули в своем письме, осмелюсь вас заверить, что правительство уже внесло в свою официальную программу принятие законов, согласно которым железнодорожные рабочие получат защиту и помощь и смогут иметь собственные организации, аналогичные тем, что имеются в демократических государствах Европы. В правительстве создано специальное министерство труда, оно готовит будущее законодательство по этому вопросу, следуя общему курсу конструктивных реформ, и я надеюсь, что смогу вести эту работу со всей решимостью и энергией, позволительной в военное время.

Пользуюсь этой возможностью, чтобы еще раз выразить свое глубокое удовлетворение тем интересом, который вы проявляете к нашей ситуации, и поблагодарить за ценную помощь, которую вы великодушно предлагаете в важнейшем вопросе умиротворения рабочего класса России.

Искренне ваш, А. Колчак».

Полагаю, что это была первая корреспонденция, написанная главой российского правительства и посвященная исключительно вопросу труда. Это показывает, что, поддерживая адмирала Колчака, мы не ошиблись хотя бы в одном: в том, что он был демократом и беспокоился, чтобы в вопросах труда его страна вошла в первый эшелон наций.

Теперь предстояло ответить на следующий вопрос: как поведут себя анархисты в ответ на нашу новую христианскую проповедь?

Я был готов отправиться в путь, когда поднялась такая снежная буря, которые иногда описывают в литературе, посвященной полярным экспедициям. В течение сорока восьми часов с юга дул сильнейший ветер. Было не очень холодно, всего около двадцати градусов мороза, но ветер нес с собой слепящий снег. Не такой снег, который мы видим в Англии, а мелкий, похожий на белую пыль. Он бил в лицо, проникал сквозь мельчайшие просветы головного убора, таял, стекал по шее и груди и пропитывал влагой нижнее белье. Он бил прямо в глаза и замерзал на ресницах и щеках, так что за пять – десять минут вы слепли и не могли найти дорогу, чтобы двигаться в каком-то определенном направлении. Все караулы пришлось снять и отправить их в ближайшее укрытие, поскольку стало невозможно ориентироваться и видеть строение, пока не упрешься в него. В моем дневнике есть запись: «Охрана из восемнадцати русских солдат и офицера ушла со своего поста и была обнаружена только через шесть дней». С домов срывало крыши, и даже очень крепкие здания сотрясало самым пугающим образом. Снег скапливался возле домов, пока не засыпал окна нижних этажей и не добрался до половины вторых. Потребовалось двадцать четыре часа, чтобы эта южная буря растратила свою силу, после чего наступило четырехдневное затишье, за время которого железную дорогу очистили от снега, и движение возобновилось. Очередной неприятной неожиданностью стало сообщение из Иркутска, где утверждалось, что с севера идет очередная снежная буря – возврат той, которая описана выше, – но на сей раз в сопровождении шестидесятиградусного мороза, что делало невозможным выход на улицу. Эта буря добралась до Омска 20 февраля, и никакими словами нельзя описать беспомощность человека и любых его трудов во время такой бури. Никакая жизнь невозможна на холоде, который создает этот ветер. Любое движение, любая жизнь замирает, и над всем властвует Царь Мороз. За несколько часов поверхность земли выравнивается, единственным напоминанием об обычных бревенчатых жилищах становятся редкие сугробы с темными выступами, из которых просачивается дым, показывая, что под ними есть человеческое жилье. К 22 февраля этот буран выдохся, и жизнь продолжилась.