Британская шпионская сеть в Советской России. Воспоминания тайного агента МИ-6 - [9]

— Каким именем предпочитаете называться? — спросил меня Покойник.

— Да любым, — ответил я. — Лучше, наверно, если будет не совсем русское. У меня акцент…

— Его не заметят, — сказал он, — но если хотите…

— Напиши ему украинскую фамилию, — предложил другой финн, — у него выговор похож на малоросский.

Украина, иначе Малороссия, — это юго-западный регион Европейской России, где говорят на диалекте с примесью польского языка.

Покойник на минуту задумался.

— Афиренко Иосиф Ильич, — предложил он, — вполне по-украински.

Я согласился. Один из финнов сел за машинку и, тщательно выбрав определенное место на листе бумаги, стал печатать. Покойник подошел к шкафчику, отпер его и достал полную коробку резиновых штампов разных форм и размеров.

— Советские печати, — сказал он, смеясь моему удивлению. — Как видите, мы тут стараемся не отставать от жизни. Часть украдена, часть мы изготовили сами, а эту, — он прижал ее к листу бумаги и оставил оттиск «Комиссар Белоостровской пограничной заставы», — мы купили за рекой за бутылку водки.

Белоостров — это приграничный русский поселок прямо за рекой.

Еще за предыдущий год я имел возможность не раз убедиться в том магическом действии, которое оказывают на рудиментарный разум большевистских властей официальные «документы» с солидными печатями и штампами. Бумаги со множеством оттисков были большим подспорьем в поездках, но большая цветная печать была настоящим талисманом, который устранял все препятствия. Формулировка и даже язык документа имели второстепенное значение. Однажды мой друг приехал из Петрограда в Москву, не имея иного пропуска, кроме квитанции от английского портного. На этом «удостоверении личности» была большая типографская шапка с именем портного, несколько английских почтовых марок и подпись красными чернилами. Он размахивал этой бумажкой перед носом чиновников, уверяя их, что это дипломатический паспорт, выданный посольством Великобритании! Однако это было еще на заре большевизма. Большевики постепенно увольняли со службы неграмотных, и со временем надзор стал очень строгим. Но без печатей по-прежнему обойтись было нельзя.

Финн закончил печатать, он вытянул лист из каретки и передал мне его на проверку. В верхнем левом углу располагался заголовок:

«Чрезвычайный комиссар Центрального исполнительного комитета Петроградского Совета рабочих и красноармейских депутатов».

Дальше следовал текст:

«УДОСТОВЕРЕНИЕ

Дано сие Иосифу Афиренко в том, что он служит у Чрезвыч. Комиссара Ц.И.К. Петр. Сов. Раб. и Кр. — Арм. Деп. в качестве канцелярского служащего, что подписью и с приложением печати удостоверяется».

— Служит в ЧК? — ахнул я, оторопев от такой наглости.

— Почему бы нет? — невозмутимо сказал Покойник. — Что может быть надежнее?

И в самом деле, что? Что может быть надежнее, чем выдать себя за служащего учреждения, в чьи обязанности входит охота на всякого, старого и молодого, богатого и бедного, образованного и неграмотного, кто посмел сопротивляться и разоблачать эту псевдопролетарскую большевистскую власть? Уж конечно, нет ничего надежнее! С волками жить — по-волчьи выть, говорят русские.

— Теперь подписи и печати, — сказал финн. — Раньше такие справки подписывали Тихонов и Фридман, хотя это не важно, главное — печать.

Из каких-то советских бумаг на столе он выудил одну с двумя подписями, чтобы их скопировать. Подобрав подходящее перо, он нацарапал под текстом моего «паспорта» фамилию Тихонов почти нечитаемым косым почерком. Это была подпись заместителя чрезвычайного комиссара. Документ также должен быть подписан секретарем или его заместителем.

— Распишитесь за секретаря, — сказал финн, смеясь и придвигая листок ко мне. — Только пишите прямо, вот так. Вот оригинал. Его фамилия Фридман.

Глядя на оригинал, я поставил какую-то закорючку, отдаленно напоминавшую подпись большевистского чиновника.

— У вас есть фотография? — спросил Покойник.

Я дал ему снимок, который сделал в Выборге. Обрезав его по краям, финн приклеил его сбоку документа. Потом взял круглую резиновую печать и дважды приложил ее к фотографии. Печать была красная, с такой же надписью по кругу, как и в шапке справки. Внутри печати красовалась пятиконечная большевистская звезда с плугом и молотом[8] в центре.

— Это ваша справка с места работы, — сказал финн. — Мы дадим вам еще одну для удостоверения личности.

Мне быстро распечатали другую бумагу с такими словами: «Податель сего советский служащий Иосиф Ильич Афиренко, 36 лет». Этот документ сам по себе был не обязателен, но две «бумажки» всегда лучше, чем одна.

Время уже перевалило за полночь, и начальник финского патруля велел нам лечь и недолго поспать. Сам он завалился на диван в столовой. На остальных четверых человек было всего две кровати, и я лег на одну из них с кем-то из финнов. Я пытался заснуть, но сон не шел. В голове роились мысли — о России в прошлом, о жизни, полной приключений, которую я решился вести в настоящем, о будущем, о друзьях, которые все еще в Петрограде, но не должны узнать о том, что я вернулся, если я туда вообще доберусь. Я был взвинчен, зато уныние, охватившее меня в поезде, прошло. Я даже чувствовал иронию моего положения. Все это было настоящей авантюрой с одним здоровенным восклицательным знаком! Forsan et haec olim…