Британская шпионская сеть в Советской России. Воспоминания тайного агента МИ-6 - [12]

Я передал ему сверток.

— Доброго дня, — любезно сказал я. — Я передам, что мистер Марш арестован.

Человек отошел от двери, все так же пристально глядя на меня, пока я выходил на улицу.

Взвинченный своей неудачей, я направился к больнице, где надеялся найти Мельникова. Упомянутая больница находилась в самом конце Каменноостровского проспекта, в части города, называемой Острова, так как она образована дельтой Невы. От дома Марша до нее было добрых четыре мили[9]. Я хотел было сесть на трамвай, но их ходило очень мало, и в них набивалось столько народу, что невозможно было пролезть. Люди гроздьями висели на подножках и даже на буферах. Итак, невзирая на усталость после ночного приключения, я отправился в путь пешком.

Мельников, по всей видимости, приходился родственником одному из врачей этой больницы, но там я его не нашел. Старушка в домике сказала, что он заходил как-то ночью и с тех пор не возвращался. Я уже начал думать, не случилось ли какой-то беды, хотя, несомненно, у него должно было быть еще несколько мест для ночевки, кроме этого. Оставалось только дождаться полудня и пойти в то подпольное кафе, о котором он мне говорил.

Я медленно вернулся в город тем же путем. Вокруг царила разруха. Тут и там на проезжей части валялись дохлые лошади. Бедных коняг насмерть забили плетьми, выжимая из них последнюю искру жизни и труда, а потом бросили лежать там же, где они пали, потому что у дам, которых заставляли подметать улицы, не хватало физических сил убрать лошадиные трупы. Каждая улица, каждый дом, магазин, крыльцо напоминали мне о былых днях, которые, как я теперь с болью осознал, прошли навечно. Несколько магазинов было еще открыто, особенно где продавали музыку, книги и цветы, но, чтобы купить что-либо, кроме пропагандистской литературы, которая лежала в изобилии и стоила дешево, и баснословно дорогих цветов, требовалось разрешение советских органов. Разносчики с тележками торговали подержанными книгами, явно из личных библиотек, а кое-где крохотные подвальные лавчонки, стыдливо выглядывающие из-под тротуара, скрывали в полумраке неаппетитную выставку гниющих овощей и фруктов и остатки запасов печенья и консервов. Но все мучительно говорило об усиливающемся голоде и нарастающем застое нормальной жизни.

Я остановился, чтобы прочитать разномастные объявления и рекламные плакаты на стенах. В одних говорилось о мобилизации в Красную армию, в других — о принудительных работах для буржуазии, но большинство касалось раздачи продуктов. Я купил лежалые яблоки и печенье, которому было уже несколько лет. Еще я скупил все газеты и несколько брошюр Ленина, Зиновьева и других. Заметив извозчика с лошадью, которая еще держалась на ногах, я сел в его повозку и поехал на Финляндский вокзал, где утром по прибытии видел буфет. На прилавке была выставлена еда, главным образом селедка на микроскопических кусочках черного хлеба, но смотрелась она еще менее аппетитно, чем мое печенье, поэтому я просто сел передохнуть, выпил некрепкую жидкость, заменявшую чай, и прочел советские газеты.

Особых новостей не было, поскольку правящий класс большевиков[10]уже обеспечил себе монополию на прессу, закрыв все журналы, выражавшие мнения их противников, поэтому печаталась одна пропаганда. В то время как газеты западного мира полнились разговорами о мире, советские журналы упорно твердили о создании могучей Красной армии[11], которая должна зажечь в Европе и по всей земле пожар мировой революции.

В три часа я пошел искать кафе Мельникова — подпольное заведение на частной квартире на верхнем этаже дома на одной из улиц возле Невского проспекта. Когда я позвонил, дверь чуть-чуть приоткрылась, и сквозь щель на меня взглянул внимательный и недоверчивый глаз. Заметив, что дверь начинает закрываться, я сунул ногу в проем и быстро спросил Мельникова.

— Мельникова? — сказал голос, прилагавшийся к орлиному глазу. — Какого Мельникова?

— Н… — сказал я, назвав настоящую фамилию Мельникова.

Тогда дверь раскрылась чуть шире, и передо мною предстали две дамы, одна (та, что с орлиным глазом) пожилая и пухлая, другая молодая и привлекательная.

— Как его имя-отчество? — спросила молодая.

— Николай Николаевич, — ответил я.

— Все в порядке, — сказала молодая женщина пожилой. — Он говорил, что сегодня кто-то может прийти. Входите, — продолжала она, обращаясь ко мне. — Николай Николаевич заходил ненадолго в субботу и обещал прийти вчера, но не пришел. Я жду его в любую минуту.

Я прошел в гостиную, заставленную столиками, где красивая молодая дама по имени Вера Александровна, к моему удивлению, подала мне маленькие аппетитные пирожные, которые сделали бы честь любому западному чаепитию. Комната была пуста, когда я пришел, но позднее явилось еще человек шесть, все явно буржуазного вида, одни располагающей наружности, другие не очень. Несколько молодых мужчин походили на бывших офицеров сомнительного типа. Они громко смеялись, шумно переговаривались и, похоже, не жалели денег, так как цена на деликатесы была заоблачная. Это кафе, как я узнал позднее, было местом встречи заговорщиков, которые, по слухам, получали деньги на контрреволюционные цели от представителей союзников.