Британская интервенция в Закавказье. Группа «Данстерфорс» в борьбе за бакинскую нефть в 1918 году - [104]

Все шло хорошо до того критического момента, когда мы, прокрадываясь за рядом стоящих на якоре барж, оказались прямо напротив сторожевого корабля. В этот момент какой-то хитрый недоброжелатель из экипажа включил все электрическое освещение на корабле. Вот теперь нас действительно ждет испытание!

Вместе с первой вспышкой света поступил сигнал со сторожевого корабля: «Кто вы? Немедленно станьте на якорь». На что мы с готовностью ответили о своем согласии и дали полный ход вперед.

Сторожевику не потребовалось много времени, чтобы сообразить, что мы не подчиняемся приказу, и он немедленно открыл огонь из пушки малого калибра. Первый снаряд просвистел совсем рядом с мостиком, где вместе с капитаном стояли коммодор Норрис и полковник Хоскин. Для рулевого за штурвалом это было уже слишком, и он без промедления сбежал, бросив корабль на произвол судьбы. В следующий момент капитан, Александр Иванович Федоров, перехватил штурвал и удержал судно на курсе. Наша скорость скоро вывела нас в безопасное место, и ни один снаряд не попал в корабль, но по продолжению стрельбы я понял, что маленького «Армянина» обнаружили, и ему досталось все внимание сторожевого корабля. Положение полковника Роулинсона под таким сильным огнем на его груженном взрывчаткой судне было хуже некуда, и я каждый момент ожидал услышать взрыв, который возвестил бы о фатальном завершении его миссии. Однако, пока мы находились в зоне слышимости гавани, ни один из подобных звуков не достигал наших ушей, и все же оставался большой риск, что столь тихоходное судно с враждебным экипажем попадет в руки преследователя, и шансы на его спасение казались ничтожно малыми.

Что касается «Крюгера», то опасность, по всей видимости, миновала. Преследование было маловероятным, а скорость судна была всего на один узел меньше, чем у канонерских лодок. Когда в воскресенье, 15-го числа, рассвело, мы уже проделали приличный путь по гладкой поверхности Каспия, и бакинские события начинали казаться нереальными. Корабль был переполнен и неудобен для семидесяти офицеров и восьми сотен солдат на борту, но беспокоиться стоило только о нехватке продовольствия.

И дело тут не в отсутствии предусмотрительности. С самого начала на борту судна хранились сухие пайки, достаточные для того, чтобы накормить как можно большее количество солдат, но консервированные продукты, такие как тушеная говядина и т. п., невозможно было закупить в Баку, а поставки свежего мяса в последний момент и при тех обстоятельствах, при которых мы уходили, были, разумеется, невозможны. Однако грустно видеть, что героям вчерашних тяжелых боев нечем полакомиться, кроме хлеба, печенья и чая. Если кто-нибудь и заслуживал банкета у лорда-мэра, то это они. Эта бригада, целиком состоявшая из новых армейских батальонов, покрыла себя славой, не имеющей себе равных в анналах наших лучших боевых полков. Восемьсот или девятьсот человек, занимавших линию огня, находились на этой позиции в течение шести недель и держали в страхе турецкую армию, в десять раз превосходившую их по численности.

Было бы праздным хвастовством утверждать, будто они одни удерживали 20 миль фронта, составлявшего оборонительную позицию Баку; многие из бакинских отрядов, которые держали рубежи вместе с ними, иногда делали это очень хорошо, да и бакинская артиллерия была весьма эффективна. Но никто в Баку не стал бы спорить, что только эти храбрые парни из английской Мидлендской бригады не пустили турок в город.

Общие потери этого небольшого отряда в последнем бою составили 180 убитых, раненых и пропавших без вести всех рангов, или около двадцати процентов от общего числа сражавшихся. Потери противостоявших им турок были, конечно, гораздо больше. Результатом дневного сражения стало то, что турок остановили, и именно благодаря этому удалось так успешно высвободить наши войска. Ни один здравомыслящий человек не мог больше надеяться на контратаку со стороны бакинских войск. Окажись такая атака возможной в первые часы 15-го, турок, вероятно, окончательно отбросили бы, но, поскольку такие попытки напрочь отсутствовали, дальнейшее промедление с эвакуацией означало бы только то, что она стала бы невозможной, а турки все равно взяли бы Баку, и еще больше этих славных британских жизней было бы напрасно принесено в жертву.

Материальные потери оказались не столь уж невелики. Два аэроплана, принимавшие активное участие в боях, были изрешечены пулями, и их пришлось уничтожить. Броневики, которые в течение шести недель сражений так отважно поддерживали свою репутацию доблестных бойцов, а также тридцать автомобилей «форд», которые, подобно троянским коням, трудились на перевозках, были оставлены туркам, но не в таком состоянии, чтобы они могли ими как-то воспользоваться.

Когда мы покидали причал, единственным, что там оставалось, был остов маленького бравого легкового «форда», который пронес меня через столько трудностей и опасностей, с тех пор как мы покинули Багдад в январе.

Ближе к закату, приближаясь к персидскому берегу, мы увидели знакомые очертания хребта Эльбрус. Приятно было сознавать, что столь значительная часть войск, как на борту «Крюгера», благополучно вернулась в Персию, но мой разум был полон тревожных предположений о судьбе «Курска» и предшествовавшего ему «Або». Первое известие, которое мы получили, бросив якорь в гавани Энзели, было то, что они уже давно здесь, и все больные и раненые удобно размещены в госпитале на берегу. Оставалось тревожиться только за «Армянина», а так как шли часы и не появлялось ни малейших признаков его существования, я отчаялся снова его когда-либо увидеть. Но, к нашему великому удовольствию, всего через двенадцать часов после нашего прибытия бравое маленькое судно вошло в порт и встало на якорь, сообщив: «Все в порядке». Корабль получил шесть прямых попаданий, но ни одного ниже ватерлинии. Далее приводится выдержка из доклада полковника Роулинсона: