Бриллианты из подворотни - [23]

— Нэ трогайте его,— попросил Заур тихим голосом.— Виздоровлю, сам буду его на куски резивать. Он наш род апазорил.

Аркаша лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации. «К ментам обращаться нельзя,— думал он.— Как бы Психа не засветить». Оставался один испытан­ный способ. Нужно откупиться. Продается все. А что не продается за деньги, продается за большие деньги.

В палату стремительно вошел доктор. Это был седо­власый мужчина средних лет в безукоризненно белом ха­лате и очках в золотой оправе.

— Кто вас пустил в реанимацию? Да еще без хала­тов,— строго спросил он.— Сейчас же выйдите в кори­дор. Больной в очень тяжелом состоянии.

— Ми его браття,— обьяснил старший «зверь».— Прошу вас, доктор, сдэлайте все возможное. Ми в долгу нэ останемся. Это вам на медикамэнты.

И он протянул доктору толстую пачку сторублевок. Доктор отстранил его руку и тихо произнес:

— Не сейчас. Позже. После полного выздоровления.

При окончательном согласовании суммы откупного присутствовал Псих. Благодаря его вмешательству, сум­ма была уменьшена вдвое. Вместо запрошенного милли­она рублей «звери» получили всего пятьсот тысяч. Грек, задыхаясь от счастья, долго с благодарностью тряс Пси­ху руку...

Вечером Псих и Шлихт встретились с Зауром в рес­торане на окружной. Заур был близким другом Психа. Они несколько лет провели в одной камере во Владимир­ской крытой. Несмотря набольшую потерю крови, виду него был цветущий. Дело в том, что Шлихт в тот вечер пробил не живот Заура, а грелку с томатной пастой, ко­торая была у него за поясом под рубашкой, а ему остава­лось только придавить ее руками.

Сто тысяч дали «братьям» Заура. Это были обыкно­венные мандаринщики с базара. Десять — хирургу. Де­вяносто Псих взял в общак. А остальные триста раскину­ли на троих. По сто на брата.

«Ложный подрез» — было первое общее дело Психа и Шлихта. Сама идея «ложного подреза» принадлежит московскому жулику по кличке Япончик. Он первый при­менил ее по отношению к московским цеховикам.

Как-то поздней осенью Псих сказал Шлихту:

— Умер мой старый друг, Ираклий Тбилисский. На похороны я уже не успею. Поеду на девять дней.

Ираклий на то время был одним из самых авторитет­ных грузинских воров в законе. Хоронить его съехался весь цвет преступного мира Грузии и других республик. Как правило, похороны лидера воровского мира превра­щались в сходку, на которой решалось много текущих вопросов, делалась оценка сложившейся ситуации, а иног­да, в узком кругу, давали звание вора в законе тому, кто этого был достоин, кто до этого был на «положении вора». Если сравнивать с коммунистической партийной системой, то это были кандидаты в члены партии. «По-ложенец» пользовался такими же правами, что и вор в законе, и если в течение определенного времени не нару­шал воровских законов, то его возводили в ранг вора.

Через неделю к Шлихту приехала жена Психа с вес­тью об его исчезновении. Когда Псих вместе с женой при­ехал в Тбилиси, Ираклия уже похоронили. Большинство воров разъехались. На девятый день на поминках были в основном только тбилисские жулики, с которыми Псих конфликтовал еще по Северу. Поздно вечером его при­гласили выйти из ресторана, где происходили поминки, и больше его никто не видел.

Шлихт с двумя старыми товарищами Психа вылетел в Тбилиси. Было предложение взять «стволы», но в само­лет их пронести было невозможно, а ехать поездом и ма­шиной — долго. Шлихт боялся упустить время.

Тбилисские жулики приняли их холодно, но помощь в поисках оказали. Им дали провожатого и шофера с ма­шиной. Объездив все морги и больницы, они нашли Пси­ха в загородной больнице для душевнобольных. Как он туда попал, никто сказать не мог. Сам Псих был в подав­ленном состоянии и разговаривать об этом не хотел. Шлихт посадил его в машину, и через час они были в аэро­порту.

Больше Психа Шлихт не видел. Он умер, когда Шлихт был у «хозяина», но навсегда остался жить в его памяти.

«Станки»

Во времена развала Союза Шлихт руководил «стан­ками». Это была афера, замаскированная под продажу лотерейных билетов. На привокзальной площади стояло несколько столиков, обклеенных рекламой «Спортлото». На каждом стояла коробка с пачкой лотерейных биле­тов. Горластые молодые люди продавали лотерейные билеты при помощи игры. Желающие принять участие в игре платили распространителю пять рублей. И когда на­биралось несколько участников, тянули из пачки лоте­рейный билет и смотрели на последнюю цифру серии. У кого она оказывалась больше, тот и становился обла­дателем всей суммы. Посторонний выиграть не мог. Про­тив него играли четверо подставных, которые знали, в какой последовательности лежат билеты в коробке.

Публика на «станках» работала самая разнообразная. В основном это были люди, жившие по принципу люб­лю блатную жизнь, но воровать боюсь.

Как и во всяком деле, здесь были свои виртуозы. «Ста­нок» состоял из одного распространителя, который на­зывался «нижний», и четырех игроков, так называемых «верхних». От слаженности работы «низа» и «верха» за­висела производительность «станка». «Верховые» в от­сутствие лоха должны были создавать игровую ситуацию, привлекая прохожих. И делать это так естественно, что­бы никто не заподозрил, что это один дружный коллек­тив. В одном из «станков» работал дедушка лет восьми­десяти. Когда в банке собиралась крупная сумма, выиг­рыш доставался ему. Получая у «нижнего» выигранные деньги и проговаривая: «Это добавка к пенсии»,— он старческой дрожащей рукой рассовывал выигрыш по карманам.