Бриллианты Forever, или Кто не носит Tiffani - [28]

— Можно. Скорее всего, все они ходят в наш магазин. Но судя по нашей выручке, их не так уж много. Наверно, модные подвески из стали продавались бы гораздо лучше.

— Знаете, еврейская бабушка моего лучшего друга, узнав, что я собираюсь стать ювелиром, сказала мне: «Если хочешь есть черную икру, делай говно. А если хочешь делать черную икру, скорее всего, закончишь тем, что будешь есть говно». Она была очень прямолинейной, эта бабушка. Но я на всю жизнь запомнил то, что она сказала.

Странно, но в его устах слова совсем не звучат грубостью. Кажется, я впервые вижу человека из этого бизнеса, который говорит прямо и просто, без словесных туманов о том, что «мы продаем мечту». И я задаю вопрос:

— А что, в Америке разве не как в Москве? Мне казалось, что то, что имеет успех в Нью-Йорке, будет иметь успех повсюду.

— Америка гораздо проще смотрит на вещи, чем Европа. Там можно купить все что угодно, любые камни, с такой же легкостью, с какой покупаешь кока-колу в супермаркете. Но только там понимаешь, что сырье ничего не стоит, если не прошло через руки мастера. Америка — страна невероятного уродства и немыслимой красоты. И все это существует бок о бок. Нужно очень хорошо разбираться в предмете или просто быть уверенным в собственном вкусе, чтобы сделать правильный выбор. А вы были в Америке?

Я отрицательно качаю головой. Майка ковыряет вилкой в причудливом салате с креветками. Ей скучен разговор, который ее не касается.

— Думаю, вам надо обязательно приехать. Уверен, ваши представления о ювелирном деле сильно изменятся.

Мы допиваем кофе и снова выходим в снег и темноту. Нас ждет такси. Виктор вежливо прощается. Я очень хочу, чтобы он попросил хотя бы телефон или выказал желание увидеться снова каким-нибудь другим способом. Но ничего не происходит. Он благодарит за приятный вечер, подсаживает в машину Майку, потом меня. И лишь затем говорит:

— Ну, до встречи. Увидимся в Москве. Или в Нью-Йорке.

Я чувствую себя разочарованной и опустошенной. Как в старом анекдоте: «Будете в Париже, заходите».

Утром мы едем в аэропорт. Экспортная компания вручает нам запечатанные особыми пломбами коробки, с которыми мы идем на таможню. Итальянские таможенники работают вальяжно, не спеша, бесконечно болтают между собой. Им невдомек, что самая важная часть операции у нас впереди и надо успеть.

Наконец у нас в руках документы со штампом. Мы, не сговариваясь и не глядя друг на друга, идем в ближайший туалет. Нам предстоит, закрывшись в кабинке, ломая ногти и царапая пальцы, вскрыть пломбы и ящички, достать украшения, снять с них бирки и переложить в специально приготовленные сумки. Я называю эту процедуру «туалетной растаможкой».

Нас никто не видит. По лицам течет пот. Работники гламура рвут картон на части, чтобы запихать его в урну. С тех пор, как в ручной клади запретили проносить ножницы, операция эта стала почти невыполнимой. Мне кажется, что от напряжения у меня на голове начинают расти седые волосы.

В самолет мы попадаем, когда нас уже три раза объявили по радио. Плюхаемся на свои места, и самолет тут же начинает выруливать на взлетную полосу. Первая часть операции завершена. Нас ждет еще российская таможня.

Через три с половиной часа все кончено. Мы на твердой земле, драгоценности у нас в сумке. Пожилая грубая таможенница пыталась прицепиться к Майке, как они обычно цепляются к красивым девушкам, прилетевшим из Милана. Как известно, классовое чувство умирает последним. Сами посудите — приезжаете вы, загорелая, счастливая, с большим чемоданом, полная впечатлений о шоппинге, а тут — усталая таможенница, для которой и всех-то развлечений, что порыться в отсветах чужого благополучия. Вы на ее месте разве не озверели бы? Я думаю, путешествовать лучше с грязными волосами, в старой темной одежде, без макияжа, без украшений, а вещи упаковывать в полиэтиленовый пакет. И тогда вы пройдете любой кордон, как белая яхта олигарха проходит в лучшие порты мира. А за спиной у вас будет отдуваться белокурая красавица на шпильках, чей чемодан вызвал у встречающих в форме вполне понятный человеческий интерес к его внутренностям.

Майка гордо продемонстрировала таможеннице свое платье Роберто Кавалли. В пакет, который она несла отдельно, никто не заглянул. Я в своих темных одежках прошла невидимкой.

Только уже сидя в машине Василия, я смогла вздохнуть полной грудью. Вспоминаю недавний репортаж по телевизору о том, как владельцев одного магазина неподалеку от нас взяли на таможне с двумя чемоданами часов и драгоценностей. К их чести, надо сказать, они волокли чемоданы сами, не перекладывая это дело на плечи продавцов. Полгода после этого коллеги не могли очухаться, заплатив невероятный штраф. Кстати, непонятно кому. Скорее всего, не государству.

Дома все в порядке. Василий Федорович накормлен и весел. Я бросаю сумку на стул в прихожей. Василий ставит чай. Я сажусь на диван и на несколько минут проваливаюсь в нервный сон. Меня будит голос моего друга, который стоит прямо передо мной с пакетом в руках. Голос его звучит непривычно строго:

— Что это?

— Не трогай! Я это привезла из Милана.