Бриллиант Кон-и-Гута - [56]

Вскоре глаз стал различать некоторый порядок в этом скоплении драгоценностей.

Небольшие холмики, в четверть метра, в шахматном порядке покрывали поляну приблизительно в пять шагов длиной. На поверхности этих еле заметных при лунном сиянии холмиков лежали целые ряды драгоценных камней. Совокупное сверкание их давало иллюзию того, что каждое из возвышений окружено каким-то матово-опаловым колыхающимся сиянием.

Очарованный, смотрел Мэк-Кормик на дивное зрелище и не мог оторвать от него глаз.

Казалось, первозданная природа разбросала здесь в примитивном узоре все принадлежащие ей сокровища.

— Конечно! Конечно, это не что иное, как чистая нагая природа! Об этом явлении писал еще его друг, известный путешественник, м-р Изгои. Гнезда термитов! Искусные сооружения, созданные работой нескольких поколений… Ко времени, когда они заканчивают свое воздушное существование и их крылышки становятся для них обременительными, термиты зарываются на поверхности своих конусообразных гнезд, устроенных из выеденных внутри сучьев. Их крылышки обламываются и остаются в стоячем положении, скрепленные твердым глинистым слоем холмика. Все они одинакового вида, одинакового размера и в одном положении правильно покрывают ровные очертания конусов. Легкий ночной ветер колышет эти крылышки, и они-то и производят впечатление сверкающих драгоценных камней.

Разве не потому зреющие апельсины превратились в золотые яблоки в сказочных садах Шехерезады?

Тихо повернулся Мэк-Кормик к волшебному зрелищу и вспомнил пророчество туземцев.

— Все исполняется! — громко сказал он пустыне.

Но и теперь еще, пока я жив и стою на этом месте, здесь, в Сары-Язе, на песках, под которыми погребена древняя Фара, не твоя, но моя воля властвует здесь!

И он протянул руку вперед, туда, где должен был лежать Кон-и-Гут.

Глава XII. ИЗ ПАРИЖА В ЛОНДОН

На круглом столе курительной комнаты парижского Старого клуба лежали две пары ног, блестевших лаком туфель.

Тот, перед которым стояла на сияющей, почти прозрачной тарелке рюмка Кло-де-Вужо, проговорил сквозь зубы:

— Значит, это конец карьеры?

— Понятно! — ответил голос, выходивший из развернутых листов газеты. — От лица ничего не осталось! Повреждены позвонки…

— Я слышал, что даже дома она носит вуаль…

— Воображаю, как прескверно должна она себя чувствовать! Из белокурой Венеры превратиться в урода! Но что, собственно, произошло? Она упала в люк?

— Наоборот! Когда поднимали сетку в третьем акте «Умирающего лебедя» для какого-то светового эффекта, Энесли зацепилась за нижний ее брус и на высоте занавеса выпала из нее, как из люльки.

— И?

— И больше ничего. Хорошо еще, что ее не подняли к самым колосникам.

— Итак, она стала уродом! Ну, а хан?

— Он гораздо больше занят политикой, чем ею.

— Ну, с политикой у него тоже дело совсем плохо!

— Восстание рокандцев?..

— Раздавлено окончательно. Несколько десятков тысяч этих азиатов превращены в порошок. Разве вы не читали сегодняшних телеграмм?

— Я никогда не читаю газет. Новости я люблю выслушивать тогда, когда они основательно постареют. Впрочем, один вопрос меня занимает…

— Я догадываюсь.

— Вопрос о нашем Брене. В прошлом году он оскандалился с Голоо и теперь рвет и мечет, что не может получить реванш. Негр, говорят, уехал в какую-то экспедицию.

— Как раз в этом номере Times’a вы можете прочитать успокоительное известие.

— Именно?

— Голоо погиб.

— Погиб?

— Они все погибли. Подождите! Вот слушайте:

…Что касается кон-и-гутской экспедиции, которая более полугола тому назад отправилась из Роканда через Голодную пустыню смерти, то относительно ее получены достоверные сведения через золотопромышленную компанию Гендерсона, что она вся без исключения погибла. Такой исход можно было предвидеть, и в этом именно смысле предупреждал начальника экспедиции, м-ра Мэк-Кормика, профессор Бонзельс и другие ученые из Географического института, настаивавшие на ее отмене. Восстание рокандцев, с таким трудом и с такими неисчислимыми жертвами только что теперь подавленное, лишает возможности надеяться, что экспедиции удалось пробраться обратно в каком-нибудь направлении.

— Ба! Значит, Брене может успокоиться!

— И вы вместе с ним.

— Хотел бы я посмотреть на того рокандца, который уложил этого гиганта!

— Тс-с! Пока что вы можете посмотреть на рокандца, который устроил всю эту резню. Смотрите, он подходит…

— Хан рокандский?

— Да. Вы знаете тех, кто с ним?

— Один — эмир Белуджистана, другой…

— Другой — каунпорский раджа. Наш клуб правительство из-за них закроет!

— Почему?

— Англичане обвиняют Францию в том, что она дает приют… революционерам! Ха-ха-ха!

— Они, действительно, замешаны в эту историю?

— Еще бы! Они-то и заварили всю кашу, даже не выезжая из Парижа.

— Их официально обвиняют?

— О, нет! Кто посмеет? Обвиняют, конечно, крайнюю партию, ту, название которой у нас в клубе запрещено произносить.

— В то время, как к ней принадлежит восьмая палата депутатов и почти все рабочие! Простой народ везде становится на их сторону. Само время на их стороне.

— Вы как будто считаете, что наша старая Европа погибает?

— Она уже погибла. Она рухнет, когда подрубят сук, на котором она сидит.