Бремя любви - [51]

– Я дам вам время привыкнуть к этой мысли.

– Время ничего не изменит.

– Вы думаете, что никогда не сможете меня полюбить?

Извините, Лаура, но это не правда. Я думаю, что вы уже сейчас меня немножко любите.

Чувство вспыхнуло в ней языком пламени.

– Да, я могла бы вас полюбить, я люблю вас…

Он сказал очень нежно:

– Это замечательно, Лаура… дорогая Лаура, моя Лаура.

Она выставила вперед руку, как бы удерживая его на расстоянии.

– Но я не могу выйти за вас замуж. Ни за кого не могу.

Он посмотрел на нее.

– Что у вас на уме? Что-то есть.

– Есть.

– Ради добрых дел вы дали обет безбрачия?

– Нет, нет, нет!

– Простите, я говорю как дурак. Расскажите мне, дорогая.

– Да, я должна рассказать. Я думала, что никому не скажу.

Она встала и подошла к камину. Не глядя на него, она заговорила обыденным тоном:

– Муж Ширли умер в моем доме.

– Я знаю. Она мне говорила.

– Ширли в тот вечер ушла, я осталась с Генри одна.

Он каждый вечер принимал снотворное, большую дозу.

Уходя, Ширли сказала мне, что уже дала ему таблетки, но я уже закрыла дверь. Когда я в десять часов зашла к нему спросить, не надо ли ему чего, он сказал, что сегодня не получил свою дозу снотворного. Я достала таблетки и дала ему. Вообще-то он уже их принял, вид у него был сонный, как бывает в таких случаях, но ему казалось, что он их еще не пил. Двойная доза убила его.

– И вы чувствуете себя ответственной за это?

– Я отвечаю за это.

– Формально да.

– Более чем формально. Я знала, что он уже получил свою дозу. Я слышала, как Ширли это сказала мне.

– Вы знали, что двойная доза его погубит?

– Я знала, что это может случиться.

Она через силу добавила:

– Я надеялась, что это случится.

– Понятно. – Ллевеллин не проявил никаких эмоций. – Он был безнадежен, да? Я хочу сказать, он остался бы инвалидом всю жизнь?

– Это не было убийством из милосердия, если вы это имеете в виду.

– Что было потом?

– Я полностью признала свою ответственность. Меня не судили. Встал вопрос, не могло ли это быть самоубийством – то есть не сказал ли Генри мне нарочно, что таблеток не принимал, чтобы получить двойную дозу. Таблетки всегда лежали вне пределов досягаемости, чтобы он не мог их взять в приливе отчаяния или гнева.

– Что вы сказали на это предположение?

– Я сказала, что так не считаю. Что Генри ни о чем подобном не думал. Он продолжал бы жить долгие годы, а Ширли ухаживала бы за ним, страдала от его эгоизма и дурного характера, жертвовала для него своей жизнью. Я хотела, чтобы она была счастлива, имела свою жизнь.

Незадолго до этого она познакомилась с Ричардом Уайлдингом, и они полюбили друг друга.

– Да, она мне рассказывала.

– При обычном ходе вещей она бы развелась с Генри.

Но Генри-инвалида, больного, зависящего от нее, – такого Генри она никогда бы не бросила. Даже если уже не любила. Ширли была верна, она самый преданный человек, какого я знала. Как вы не видите? Я не могла стерпеть, что вся ее жизнь будет разбита, потеряна. Мне было все равно, что станет со мной.

– Но вас оправдали.

– Да. Иногда я об этом жалею.

– Да, у вас должно возникать такое чувство. Но они ничего бы и не могли сделать. Даже если это не было ошибкой и если врач подозревал, что вы поступили так из милосердия, или даже не из милосердия, он понимал, что уголовного дела не будет, и не стал бы его поднимать.

Другое дело, если бы заподозрили Ширли.

– Вопрос даже не возникал. Горничная слышала, как Генри сказал мне, что таблеток ему не давали, и просил дать.

– Да, для вас все сошло легко – очень легко. Что вы теперь об этом думаете?

– Я хотела, чтобы Ширли была свободна…

– Оставим Ширли в покое. Речь о вас и о Генри. Что вы думаете насчет Генри? Что для него это было к лучшему?

– Нет.

– Слава Богу.

– Генри не хотел умирать. Я его убила.

– Вы сожалеете?

– Вы хотите знать, сделала ли бы я это еще раз? Да.

– Без угрызений совести?

– Угрызений… О да, это было злое дело, я знаю. С тех пор я живу с этим чувством. Я не могу забыть.

– Отсюда Фонд для неполноценных детей? Добрые дела? Суровый долг в искупление вины?

– Это все, что я могу сделать.

– Ну и как, помогло?

– Что вы имеете в виду? Это полезное дело, мы оказываем помощь..

– Я имею в виду не других, а вас. Вам это помогло?

– Не знаю…

– Вы хотели наказать себя?

– Я хотела компенсировать зло.

– Кому? Генри? Но Генри мертв. И, насколько я знаю, его меньше всего беспокоили неполноценные дети. Посмотрите правде в лицо, Лаура: вы ничего не можете возместить.

Она замерла, как будто получила удар. Затем она откинула голову, лицо опять порозовело, она посмотрела на него с вызовом, и его сердце забилось; он ею восхищался.

– Вы правы, – сказала она. – Я правда пыталась обмануть себя, но вы показали, что мне это не удастся. Я говорила, что не верю в Бога, а на самом деле я верю. Я знаю, что мой поступок – зло. В глубине души я знаю, что буду за это проклята. Но я не раскаиваюсь. Я пошла на это с открытыми глазами. Я хотела, чтобы у Ширли была возможность стать счастливой, и она была счастлива. О, я знаю, счастье длилось недолго, только три года. Но даже если у нее было всего три года счастья и она умерла молодой – дело того стоило.