Бремя: История Одной Души - [42]

— Ты дал мне очень много...

— Не так много, как хотел бы... Давай поженимся!

Ванессу как будто оглушили, зазвенело в ушах, весь мир на миг онемел. Она тоже не могла вымолвить ни слова, только смотрела на розы, не в силах поднять глаз на него.

— Ну, что ты молчишь? — и подошел близко, так близко, как никогда прежде не подходил, или ей опять это показалось. Полностью овладел ее пространством. — Я люблю тебя.

Ей стало трудно дышать. Во всем свете в эту минуту у нее не было ближе человека, но понимал ли он, кого полюбил?

— Я принесу тебе только боль...

— Позволь мне думать об этом...

— Не торопи меня... Мы ведь еще так мало знаем друг друга, я сама... так мало знаю себя. И ты видишь, эмоционально... я не совсем стабильна. Дай мне время.

— Я знаю главное в тебе — твое сердце. И ты знаешь мое. Нам ничего больше не надо знать друг о друге. А на счет твоей эмоциональной нестабильности... Я готов помогать, мы вместе будем бороться, если понадобится, переедем в горы. Я давно уже подумывал об этом. Там, действительно, замечательно. Ты там поправишься. Вот посмотришь. Я все сделаю для нашего счастья. Все сделаю для твоего счастья...

Он чувствовал в себе необычайный прилив сил, достаточный, чтобы уговаривать, объяснять и объясняться. Он знал, что теперь не отступится от нее, что нет дороги назад, и сердце его окончательно принадлежит ей и не выживет без той, в ком вся его жизнь.

Ванесса смотрела почти испуганными, широко открытыми глазами и не верила тому, что видела, тому, что слышала. Да как же он может так любить ее? Возможно ли? И нет ли здесь чего-то такого, что она не в состоянии понять или осознать? Но эти ее сомнения и невыговоренные вопросы наталкивались на любящий, правдивый взгляд, и тогда страх, что Артур сейчас уйдет, может, уйдет навсегда, если она ему откажет, и что потом будет с ней, в этой стране без средств к существованию, без документов, без единой близкой души, исподтишка поднимался в сердце.

Все же что-то она могла ему дать. Хотя бы вот этот момент светлой, непоколебимой надежды.

«Живи за меня...» — вспомнилось из прощального письма Эрики.

«Вот сейчас я сделаю нечто очень бесчестное, — подумала Несса мгновенно, а может, и не сделаю...». Она опустила голову и, борясь с собой, сквозь слезы наконец сказала то, что, наверное, Артур хотел услышать больше всего, но то, что вряд ли было полной правдой.

— Я тоже люблю тебя...

— Значит, ты согласна? Согласна? — и он одним быстрым движением поднял ее на руки и закружил по комнате, ему показалось на миг, что какая-то прекрасная сила изъяла их души из тел, и он мог видеть, как что-то важное творилось и росло между ними, любуясь со стороны. Он целовал ее щеки, волосы, плечи, все, что мог достать губами. И она принимала и отвечала на его поцелуи.

«Жизнь продолжается, — думала она, странно вовлекаясь в его почти детскую, искреннюю радость. Какой все же ценой иногда продолжается жизнь!»

* * *

...Он — тополь, осокорь, она — смоковница. А вместе они? И улыбнулась, возможно ли все это? Конечно, возможно! Она родит ему ребенка... Девочку с золотым взглядом. Словно и не было в ее жизни другого мужа. Словно назвавшись чужим именем, она и судьбу свою подменила, и, задумав начать все сначала, с опасным секретом вступала в новое замужество.

На следующий день Артур объявил родителям о своем решении.

Глава 15Счастье

Любопытствующий дождь забарабанил в окна, вмешался в разговор, разнес слух по окрестностям провинциального городка, и наутро уже все знали, что единственный сын мистера и миссис Файнс женится. Было нечто мистическое и возбуждающее в этом событии: респектабельные, светские молодые люди не каждый день берут в жены женщин не своего круга. К тому же невеста страдала амнезией или какой-то другой умственной болезнью, не имела родственников, лечилась в психиатрической лечебнице, и ни одна живая душа не пыталась ее разыскать. Такие подробности не могли не шокировать обывателей, привыкших к тому, что жизнь всегда вписывалась в колею определенности. Ванесса отказалась от свадебной церемонии. И не только по причине пересудов. Она все еще носила траур по Эрике. Поэтому процедура ограничилась обычной регистрацией брака и ужином вдвоем.

Квартира в нижней части Манхэттена, снятая в аренду на два года, была просторной, с двумя спальнями, рабочим кабинетом и светлой, большой, не типичной для манхэттенских домов кухней. Лестница из гостевой комнаты вела на террасу, соединенную с небом. В больших кадках на террасе росли деревья. Вдохновенное жилье, в котором хотелось жить вдохновенно. Ванесса занималась дизайном: подбирала мебель, картины, расставляла вазы с цветами. Как яичная скорлупа, трескалась и ломалась броня настороженности, и проливалось в новое существование забытое ожидание счастья. Город, однажды повергший в ужас, теперь открывался и с других сторон. Она обожала музеи и часами могла гулять по тихим залам, возвращаясь к полюбившимся картинам, ища в них ту алость, которая ошеломила ее в мастерской Дмитрия Вольного. Ванесса полюбила нью-йоркские закаты. Никогда и нигде раньше она не видела вечерней зари, исполненной такого вселенского драматизма — пурпуровый пир, легко растворявший густую и темную ее меланхолию. Казалось, в такие часы земля, небо и солнце, слившись воедино, пытались открыть свою общую тайну. О, если бы только можно было понять их язык, воздействующий одновременно на все пять чувств и дающий импульс еще чему-то неясно щемящему в сердце.