Бред зеркал - [51]
Я набираю в себя как можно больше воспламененного воздуха и кричу еще раз:
— Опомнитесь!
И черные птицы-рыдания вьются надо мною с последними воплями.
Вот-вот истребят и их.
А Володечка все спит, распластанный и неподвижный.
— О! Сейчас сюда войдут они, чтобы, разбудив его, позвать к эшафоту.
— Спи! Спи!
— Они вошли! Они вошли!
— Раз, два, три… их шестеро!
— Впереди и посредине колеблется как будто какое-то кровавое пятно. Кто это? Палач? На нем красный колпак, красная рубаха и красные шаровары? Вокруг стана веревка и плеть? О-о!
— А у тех, что с боков, позолоченные пуговицы? И позади скорбно, подавленно и хило плетется жрец? Он!
— Ага, как он сконфужен!
— Стойте! — воплю я во весь голос.
Они подвигаются к Володечкиной постели, как стадо сильных чудовищ к бедному, маленькому воробью.
— Стойте! — грохочет мой голос.
Двое с золочеными пуговицами бросаются ко мне. Один нежно трогает мои руки и ласкает их, как преданный друг.
— Опомнитесь! — вьется вокруг меня.
— Стойте! — воплю я, прикрывая собой постель сына, весь — то выбрасываемый на ледяные вершины, то свергаемый в пламенные пропасти.
— Опомнитесь!
— Стойте! И удержите его!
— Кого?
— Палача!
Тот с золочеными пуговицами совсем припадает к моему уху. Его членораздельный и отрывистый крик больно бьет в мой мозг, пронизывает его, оставляя в нем зияющую и мучительную рану.
Я слышу:
— Порфирий Сергеич, успокойтесь! Порфирий Сергеич, здесь не палачи, а психиатры всего города, которые желают вам только помочь!
Черные гиероглифы с шипением падают с желтого потолка. Но язва в моем мозгу тотчас же зарастает.
Я вижу: они подходят к Володе и уводят его.
Сейчас его поведут двором, и я буду следить за его движениями по теням на той стене. Вижу: его возводят на эшафот. Тень порывисто всколыхнулась. Не споткнулся ли он на последней ступеньке?
В подкладке есть вата!
Судя по теням, — свершается!
Поспешно позвал вахмистра, старого вахмистра, Сидорчука, отдал ему ордена и темляк, завернутые в носовой платок, и заставил его выучить наизусть:
— Полковник корпуса жандармов Порфирий Сергеич Крутояров, возвращая все вышеизложенное, приказал доложить вашему превосходительству. Он стал семьянином.
И да здравствует семья!
Судя по теням, свершилось!
Желтое небо горит, не моргая и зловеще. Черные ангелы то и делю перечеркивают его своим быстрым полетом. Так ласточки реют перед грозою. Вот черные хлопья потухших искр стали медлительно опадать с гневных небес, кружась в воздухе.
Это осколки осыпающихся сводов. Ангелы, стуча молотками, разрушают миры…
Володя, прости! Спешно иду за тобою!
Его превосходительству генерал-майору В. А. Пропорьееву:
«Милостивый Государь, спешу сообщить, что ваш родственник, полковник Порфирий Сергеевич Крутояров, отданный вами на излечение две недели тому назад в мою лечебницу, сегодня на рассвете покончил с собой. Верьте, что, подозревая такой поворот в его недуге, я предусмотрительно приказал убрать из занимаемой им комнаты все, что могло послужить средством для самоубийства. С его постели была убрана даже простыня. А в последний день с него сняли и рубашку, так как он попытался сделать из нее подозрительного вида жгут. На нем оставили только халат, сшитый из такой плотной материи, которая положительно не могла поддаться усилиям рук даже буйнопомешанного. Однако покойный все-таки перехитрил нас. Подпоров в одном месте зубами подкладку халата, он удавил себя ватой, целыми кусками протолкав ее в гортань. Согласитесь сами: могли ли мы предполагать возможность именно такой катастрофы?
При этом посылаю вам записною книжку, с которой покойный не разлучался никогда ни на минуту. Как увидите, там есть много отрывочных и спешных записей, касающихся его болезни.
Еще раз прошу верить, что мною по отношению к больному было приложено все, что повелевает долг и совесть искреннего врача.
Доктор медицины С. Пастырев».
Примечания
Все включенные в книгу тексты публикуются по прижизненным изданиям с исправлением очевидных опечаток и некоторых устаревших оборотов. Орфография и пунктуация приближены к современным нормам.
В оформлении обложки использована работа А. Дивиша.
Авт. сб. Разные понятия: Двадцать рассказов (СПб., 1901).
Авт. сб. Распря: Двадцать рассказов (СПб., 1901).
Авт. сб. Крик во тьме: (Рассказы) (М., 1916).
Авт. сб. Разные понятия: Двадцать рассказов (СПб., 1901).
Авт. сб. Распря: Двадцать рассказов (СПб., 1901).
Авт. сб. Крик во тьме: (Рассказы) (М., 1916).
Авт. сб. Дали туманные: Рассказы (М., 1913).
Авт. сб. Крик во тьме: (Рассказы) (М., 1916).
Авт. сб. Крик во тьме: (Рассказы) (М., 1916).
Авт. сб. Лунный свет: Рассказы (М., [1915]).
Авт. сб. Лунный свет: Рассказы (М., [1915]).
Авт. сб. Распря: Двадцать рассказов (СПб., 1901).
Журн. Огонек, 1915, № 52, 27 дек. (9 янв. 1916).
Авт. сб. Лунный свет: Рассказы (М., [1915]).
Журн. Огонек, 1913, № 51, 22 дек. (4 янв. 1914). Илл. В. Сварога.
Авт. сб. Крик во тьме: (Рассказы) (М., 1916).
Алексей Николаевич Будищев (1867–1916) — русский писатель, поэт, драматург, публицист.Сборник рассказов «Степные волки. Двадцать рассказов». - 2-е издание. — Москва: Типография товарищества И. Д. Сытина, 1908.
Алексей Николаевич Будищев (1867-1916) — русский писатель, поэт, драматург, публицист. Роман «Лучший друг». 1901 г. Электронная версия книги подготовлена журналом Фонарь.
Алексей Николаевич Будищев (1867–1916) — русский писатель, поэт, драматург, публицист.«Распря. Двадцать рассказов». Издание СПб. Товарищества Печатн. и Изд. дела «Труд». С.-Петербург, 1901.
Алексей Николаевич Будищев (1867-1916) — русский писатель, поэт, драматург, публицист. Сборник рассказов «С гор вода», 1912 г. Электронная версия книги подготовлена журналом Фонарь.
«— Я тебя украсть учил, — сказал он, — а не убивать; калача у него было два, а жизнь-то одна, а ведь ты жизнь у него отнял, — понимаешь ты, жизнь!— Я и не хотел убивать его, он сам пришел ко мне. Я этого не предвидел. Если так, то нельзя и воровать!..».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Фантастическая история о том, как переодетый черт посетил игорный дом в Петербурге, а также о невероятной удаче бедного художника Виталина.Повесть «Карточный мир» принадлежит перу А. Зарина (1862-1929) — известного в свое время прозаика и журналиста, автора многочисленных бытовых, исторических и детективных романов.
В книгу вошел не переиздававшийся очерк К. Бальмонта «Океания», стихотворения, навеянные путешествием поэта по Океании в 1912 г. и поэтические обработки легенд Океании из сборника «Гимны, песни и замыслы древних».
Четверо ученых, цвет европейской науки, отправляются в смелую экспедицию… Их путь лежит в глубь мрачных болот Бельгийского Конго, в неизведанный край, где были найдены живые образцы давно вымерших повсюду на Земле растений и моллюсков. Но экспедицию ждет трагический финал. На поиски пропавших ученых устремляется молодой путешественник и авантюрист Леон Беран. С какими неслыханными приключениями столкнется он в неведомых дебрях Африки?Захватывающий роман Р. Т. де Баржи достойно продолжает традиции «Затерянного мира» А. Конан Дойля.
Впервые на русском языке — одно из самых знаменитых фантастических произведений на тему «полой Земли» и тайн ледяной Арктики, «Дымный Бог» американского писателя, предпринимателя и афериста Уиллиса Эмерсона.Судьба повести сложилась неожиданно: фантазия Эмерсона была поднята на щит современными искателями Агартхи и подземных баз НЛО…Книга «Дымный Бог» продолжает в серии «Polaris» ряд публикаций произведений, которые относятся к жанру «затерянных миров» — старому и вечно новому жанру фантастической и приключенческой литературы.