Братья - [9]

Шрифт
Интервал

Здесь мы свернули и стали взбираться по откосу. Старуха отыскала в изгороди невидимую дверцу, и потянула меня за собой. Я оказался на знакомом дворе. Было тихо. Мы зашли в какой-то сарай. Возможно, это был склад, помещение для хранения разных трав и припасов, потому что от пряного запаха я стал чихать. Старуха издала непонятный звук, похожий одновременно на бульканье воды и кудахтанье рассерженной курицы, я догадался, что она смеется. И тут же внизу под самыми ногами появился свет, тонкая полоска, которая становилась ярче, видно, снизу шли с огнем, потом раздался скрежет, запора и под моими ногами открылся вход. Старуха подтолкнула меня в спину. Я спустился в подземелье, и плита над моей головой легла на место.

Светлое пятно плыло впереди, постепенно удаляясь, я следовал за ним, согнувшись, чтобы не разбить голову о каменный свод. Я не чувствовал опасности и шел за невидимым провожатым, коридор вел вниз, постепенно становился шире и выше. Так я оказался в большой комнате. Под стенами густо стояли бочки. Было прохладно.

— Привет тебе. — Человек низко поклонился. Он был моего роста. Темные глаза смотрели пристально. В густой черной бороде проступала проседь. Говорил он медленно и не совсем верно. — Я хочу поблагодарить тебя. Ты спас моих детей.

Я кивнул, а он продолжал. — Ты не должен опасаться меня. Я христианин. Армянский купец, старший среди наших купцов в этом городе. Я знаю многих в Венеции, Генуе, в городах франков. Я говорю на вашем языке. Много лет я веду здесь дела одной торговой компании. Ты мог видеть изображение корабля на дверях дома. Это наш знак. Я говорю, чтобы ты знал, я могу быть полезным тебе. И я в долгу перед тобой.

Я молчал, и он продолжал. — Мы торгуем не только в Иерусалиме, но повсюду в Палестине. Большие склады в Яффе. Наша семья живет здесь двести лет. Мусульмане знали нас и не чинили никаких препятствий. Потому мои дети вели себя так беспечно. Еще раз, хвала тебе. Если бы не ты, они бы погибли от руки насильников.

Купец подошел ко мне и взял за руку. Его лицо было совсем близко от моего. Глаза его блестели и, мне показалось, увлажнены слезами. — Ты больше, чем гость, ты — хозяин. Я пленник в своем доме и должен скрываться. Они охотятся за мной и рыщут, как собаки, которые идут по следу. Они обыскали все вокруг, об этом убежище они не знают. Другие христиане уже вышли из укрытий. Объясни, что происходит. Разве мы не одной веры?

— Твоя дочь с тобой? — Я ощущал, как стучит мое сердце.

— Нет. Я боюсь за нее. Она прячется в церкви. А сына я отослал еще дальше.

— Ты говоришь, они приходят сюда.

— Они рыщут здесь три дня. Сначала я думал, они ищут убитого. Мы отнесли его к церкви. Его похоронили как христианина. Но эти люди приходят снова. Они обыскали весь дом. Мы собираемся бежать, но нужно выждать. Слишком опасно. А сегодня я видел тебя с товарищем. Или это твой родственник?

— Нет, это мой друг.

Он вздохнул. — В такое время за близких болит душа.

Я перевел разговор: — Это ты подновил мой знак на воротах?

— Да. Они должны думать, что ты бываешь здесь, чтобы не утратить право на владение. Хочу сказать, будь осторожен. Дом твой по праву. Но я вижу, как эти люди ведут себя, они злы. Я должен предупредить. Возможно, ты решишь отказаться.

— Ты хотел бы, чтобы я остался?

— Ты — хозяин, твое решение. Я буду рад, когда смогу достойно отблагодарить тебя.

Я вспомнил его дочь и сказал твердо. — Это мой дом, и я останусь. Ты будешь помогать мне. Скажи — тут я вспомнил подслушанный разговор. — Что ты знаешь о Зеленом петухе?

— Зеленый петух? — Купец удивился — Есть богатая компания в Марселе. Они торгуют по всему морю. У них свои наемники. Они очень богаты.

— Твоя компания ведет с ними дела?

— У нас не было больших споров. Хотя недавно мы опротестовали их обязательства там, в Венеции. Они продали испорченную пшеницу. Весь товар пришлось сжечь.

— Они враждуют с вами?

— Купцы не дружат между собой. Но мы должны соблюдать правила. К тому же, честная игра много значит для наших клиентов. Венеция защищает наши интересы, с ней должны считаться.

— Только не во время войны. Когда можно ударить, прячась за чужой спиной.

— И еще. — Купец говорил медленно — Мы не советовали иметь с ними дело нашим клиентам в Константинополе. Те отказали им в большой партии ковров и предложили мне перепродать ее в третьи руки.

— Значит, Зеленый петух мог быть заинтересован в твоем разорении?

— В разговорах между собой мы никогда не употребляем этих слов. Учти, их торговый дом есть в Венеции. И если только известие дойдет туда…

— Но не сейчас, во время захвата города и грабежа.

Купец промолчал. Про себя я решил, что все было именно так. За время осады к нам подоспели десятка три кораблей. Среди них были марсельские. И многие люди Сент-Жилля были родом из Марселя. Если так, вполне можно было подговорить головорезов поживиться, а заодно свести со света неудобных конкурентов. Подходящий случай. Пока я отмолчался. Я хотел посоветоваться с Артенаком. Купцу я сказал. — Я приду завтра и останусь. Я возьму на себя торговые дела компании. Ты хочешь быть полезным мне?


Еще от автора Селим Исаакович Ялкут
Скверное дело

Остросюжетный роман Селима Ялкута «Скверное дело» — актуальный детектив в реалиях современной российской действительности и в тесной взаимосвязи с историческим прошлым — падением Византийской империи. Внимание к деталям, иронический язык повествования, тщательно прописана любовная интрига.


Львовский пейзаж с близкого расстояния

В книге собраны написанные в последние годы повести, в которых прослеживаются судьбы героев в реалиях и исторических аспектах современной украинской жизни. Автор — врач-терапевт, доктор медицинских наук, более тридцати лет занимается литературой. В издательстве «Алетейя» опубликованы его романы «Братья», «Ампрант», «Ходили мы походами» и «Скверное дело».


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.