Братья - [13]

Я прошел на другую половину. Странно, грабители оставили все в целости. Здесь, судя по обстановке, жила та, которая поглотила теперь мои мысли. Я замешкался на пороге, потом, преодолев робость, вошел и стал осматриваться. Волшебная игра узнавания. Все здесь принадлежало ей — столик, зеркало, гребень, вещи, которых совсем недавно касалась ее рука, сумеречные формы флаконов, за толстыми стенками которых мерцала таинственная жидкость. Я открыл пробку, и стоял, не в силах оторваться, вдыхая будоражащий аромат, от которого голова пошла кругом. Я замер, не шевелясь. Сладостный дурман подарил причудливое кружево видений. Я смотрел во тьму и в тусклом отраженном блеске зеркала угадывал сплетение теней, равнодушие чужого наблюдающего зрачка, тонкую, но прочную паутину одиночества, ползущую из углов, готовую покрыть эту тьму и пустоту, и подтвердить: люди ушли, время остановилось. Потом я расслышал звук, почти неслышный шорох. Я обернулся. Глаза привыкли к мраку, и я различил на пороге тень. Я был уверен, это лишь призрак, отблеск света, который еще длится в закрытых глазах. Голова моя закружилась. Я шагнул, взял ее лицо в ладони. Я был удивлен, когда ощутил ее дыхание на своих руках. Она не противилась, но и не ответила мне. Она просто замерла в моих руках, как замирает подобранная на дороге птица.

Так оно и было, когда мы очнулись спустя несколько часов, свет померк. Был вечер, почти ночь. Стояла тишина, будто в мире остались лишь мы двое. Я рассказываю обо всем и, преодолевая смущение, хочу сказать, она оказалась женщиной. Робкой, застенчивой, но женщиной, уже познавшей мужчину. Позже она рассказала о своем браке и быстрой смерти мужа. Но и тогда, в ту нашу первую ночь я нисколько не усомнился в ее чистоте. Скажу только, более полного слияния я не испытывал никогда.

Было уже совсем темно, и Карина — так ее звали, принесла свечи. Мы сидели, не размыкая рук, когда вошел ее отец. Казалось, он был смущен, обнаружив откровенные признаки нашей близости. Но я был счастлив и не хотел скрывать этого.

— Мы не сможем здесь жить. — Сказал он, выслушав рассказ о допросе у Сент-Жилля. — Мы устанем прятаться, и они доберутся до нас.

— Сент-Жилль не допустит произвола. Он признал меня невиновным. Теперь я могу требовать заступничества у Готфрида.

Говорил я легко с той самоуверенностью, которая сопутствует удаче в любви. — Пройдет несколько дней, и мы найдем выход. Все время я буду здесь. И вместе решим, как быть.

Купец глянул на меня, и я поразился мудрой печали в его глазах. — Хорошо. Но я думаю, нам будет лучше покинуть этот дом. — И с этими словами он положил свои руки поверх наших.

— Я буду с вами, чтобы не случилось, — обещал я. — Я не отойду ни на шаг. Все, что вы скажете, я приму без колебаний. Вы под моей защитой, никто не посмеет коснуться вас…

Боже, как я тогда ошибался. Как быстро все закончилось. Я проснулся от звука трубы. Он не звучал со времени взятия города, это был сбор по тревоге. Я выглянул на улицу. Трубач и глашатай, покачиваясь в седлах от усталости, объезжали город. Голоса их были сорваны от крика. — Воины Христа. Готовьте оружие и собирайтесь. Время не терпит. Собирайтесь и выходите.

Что-то случилось в эту ночь. Но что? Расспрашивать я не стал. Я надеялся прожить, не привлекая к себе внимания. Но тут во двор зашел Артенак. И принес новости. Египетский султан собрал огромную армию и пообещал отдать Иерусалим на разграбление. Он поклялся не оставить от христианских святынь камня на камне. Сейчас он движется на нас, числом выше сто пятидесяти тысяч. Против наших двадцати. Еще столько же наберется женщин и калек, неспособных носить оружие.

Артенак, как всегда, говорил меньше, чем знал. Это был умный молчун, потому Готфрид советовался с ним перед тем, как принять решение. — Хорошо, что мы успели взять город. Была надежда, что они не решатся напасть. Но они идут сюда. Сейчас они стоят под Аскалоном на морском берегу. Что делать? Оставаться на месте и защищать город, либо выйти им навстречу. Стены сильно разрушены, мы не знаем как пользоваться водой из подземных источников. Мы не выдержим осады. Они заставят нас умереть без боя. Потому Готфрид предложил, а князья подтвердили. Завтра мы выступаем.

— Это время я решил пробыть с тобой, — продолжал Артенак, — поглядеть, как ты обжился на новом месте. Я слышал, ты выдержал экзамен у Сент-Жилля. А старик способен разъярить даже ангела.

— Откуда ты узнал об этом?

Артенак ухмыльнулся. — От графини Эльвиры.

— От жены Сент-Жилля? — я вспомнил беременную, рядом с графом. Ее интерес к моей особе я склонен был объяснять женским любопытством.

— С помощью женщин можно уладить многие дела. Главное, чтобы они успели сговориться, прежде чем их мужья разорвут друг друга на части. Я был представлен Эльвире. Пока ты утверждал перед графом свои права, я объяснил ей, как было дело. К счастью, она легко поняла. Беременность делает женщин чувствительными. Даже жену графа.

Видно, я выглядел несколько разочарованным. Артенак засмеялся.

— Благодари себя. В молодости игра случая помогает свойствам характера. Мы часто переоцениваем себя, и это справедливо, небо покровительствует молодым. Зато потом, когда благосклонность слабеет, мы испытываем разочарование. Греки это понимали. Благословен тот, кто не теряя времени зря, направляет усилия по правильному пути. Но отложим эту беседу до лучшего дня.