Братья Витальеры - [8]

Очень скоро, в один из первых дней после прибытия, Клаусу представилась возможность познакомиться с фогтом Вульвекеном Вульфламом, которого все боялись из-за его необыкновенной жестокости. Свободные от лова рыбаки были собраны на суд витта. Мелле Ибрехт, девятнадцатилетний парень из Штаде, города на Эльбе, болезненный и вспыльчивый, во время ссоры в своей компании запустил пивной бутылкой в голову гамбургскому плотнику так, что тот провалялся в постели шесть дней. Фогт Вульвекен Вульфлам самолично выносил приговор. Как на особо отягчающее обстоятельство он указывал на шесть потерянных рабочих дней: Мелле Ибрехт должен был оплатить их из своего жалованья взносом в кассу витта.

Во время судебного разбирательства, которое происходило на обычном месте под липой, рядом с Клаусом стоял молодой, высоченного роста рыбак; маленькое остроносенькое лицо его было сплошь усыпано веснушками. Полный сочувствия к обвиняемому, он пробормотал:

— Раз уж сам Вульфлам вершит суд, хорошего тут не жди.

За драку Мелле Ибрехт был приговорён к лишению руки, которой бросил бутылку, и приговор предстояло немедленно привести в исполнение. Притащили деревянную колоду, и Мелле Ибрехт положил на неё руку. Палач фогта без лишних разговоров ударом топора отсек кисть. Осуждённый не издал ни звука, лишь побледнел, как полотно; его перевязали, и тут же пояснили, что он может работать в коптильне за треть положенного заработка.

Клаус с трудом преодолел чувство поднимающейся тошноты. Он обернулся к длинному веснушчатому парню, который не спускал испуганного взгляда с осуждённого.

— Ты знаешь фогта? — спросил Клаус.

— Кто его не знает? — ответил тот, не глядя на Клауса. — У нас дома, а я из Штральзунда, некоторые дрожат, едва услышав его имя. — Молодой штральзундец посмотрел Клаусу в лицо и продолжал глухим голосом: — Ужасное семейство. И богаты, неисчислимо богаты. Они владеют восемью коггами, весь Штральзунд у них под пятой. Старый Вульфлам — свой человек у герцогов Померании и Рюгена. Да и у самого короля Дании.

Приговор был произнесён и приведён в исполнение; люди медленно расходились. Клаус и веснушчатый не спеша спускались к морю.

— Такова воля провидения, — пробурчал штральзундец.

— В чем воля провидения? — переспросил Клаус и усмехнулся, невольно связывая эти слова с только что свершившимся приговором.

— В том, что его зовут Вульфламом[23].

— Как, как? Что ты хочешь этим сказать? — И Клаус взглянул на своего спутника, который, погруженный в думы, шагал рядом с ним.

У него были совершенно белые, выгоревшие на солнце волосы, маленькие, очень светлые голубые глаза. Он был необыкновенно высок, и голова его казалась небольшой, длинные руки болтались, словно грабли. Как это часто бывает с высокими людьми, он сутулился и казался неуклюжим. Парень не ответил на вопрос Клауса, и тот сказал:

— Послушай, а что, если я — друг фогта или, чтобы заслужить его благосклонность, передам ему твои слова?

Долговязый парень остановился, словно громом пораженный, побледнел и в самом деле задрожал. Широко раскрытыми глазами он уставился на Клауса и долго не мог произнести ни слова.

Клаус, увидев, как подействовали его слова, даже пожалел парня. Он принялся успокаивать товарища: он никому ничего не скажет, конечно нет, он же не доносчик.

— Нн-о… бог мой… я… я же ничего… ничего плохого не сказал.

Клаус дружески положил ему на плечо руку и ответил:

— Я советую тебе быть поосторожнее в будущем, раз уж этот фогт такой волк!

Клаус и Герд Виндмакер, как звали долговязого парня, вместе пошли домой. Они стали неразлучными друзьями.

Над морем свирепствовал норд-ост. Неслись тёмные, причудливо изорванные облака. Все огни на побережье были потушены. Вокруг царила кромешная тьма. Рыбаки, которые из-за непогоды не могли выйти в море, теснились в пивной, и обрывки их монотонного пения доносились оттуда. Обнюхивая землю, между хижинами рыскали голодные собаки. Иногда доносились глухие звуки рога: это сторожевые побережья предупреждали моряков, находящихся в море.

Клаус в одиночестве сидел на камне на берегу, у его ног с глухими ударами разбивались высокие волны. Герд был в море. В такое ненастье не было никакой возможности пристать к берегу. Может быть, их унесло далеко-далеко. Может быть, они стали уже добычей шторма. Когда у друзей выдавалось несколько свободных часов, они вдвоём сидели на этом месте. Клаус и Герд были хорошими пловцами и часто в спокойную погоду уплывали далеко в море. Это было для них лучшим отдыхом.

Клаус смотрел на бушующее море, прислушивался к штормовому ветру. Герд был там, и ему надо было бороться с могущественной стихией. Несмотря на все опасности, он чувствовал бы себя гораздо лучше вместе со своим другом на корабле, чем здесь на берегу, в одиночестве, полный тревоги, бессильный помочь ему, ожидающий, надеющийся.

И тут он заметил у ближайшей хижины, где жили восемь олдерменов, какие-то тёмные фигуры. Сначала он подумал, что это кто-нибудь из олдерменов пытается добраться до своих нар. Потом по чётким контурам силуэтов он догадался, что это люди в доспехах. Ага, значит, соглядатаи или слуги фогта. Что нужно им в такой поздний час и в такую непогоду в хижинах? Случилось какое-нибудь несчастье? Кого-нибудь хотят арестовать? Клаус неподвижно сидел на своём камне и наблюдал. Пригнувшись, крадучись двигались эти люди, тревожно озирались по сторонам. Их было трое. Один исчез в хижине. Клаус хотел было направиться туда и посмотреть, что бы это значило, но остался. Какое его дело, что там происходит? И тем не менее поведение этих трех облачённых в доспехи людей вызывало подозрение. Что, если они замышляют какую-нибудь подлость?.. Клаус забеспокоился. Потом снова сказал себе: «Слуги фогта лучше всех знают, что тут нечем поживиться. Главная выплата будет после окончания лова…» Прежде чем Клаус окончательно решил, идти ему туда или не идти, тень выскользнула из хижины, и все трое вдруг исчезли так же неожиданно, как и появились.