Братья по разуму - [95]

— А заодно внушаем высокие идеалы?

— Бывает, что и идеалы тоже.

— Это еще не все, — сказал Харт. — Не только обеспечиваем, не только внушаем. Мы ведем самую невинную с виду и самую опасную по существу экспансию за всю историю человечества. Старые авторы, до первых космических полетов, славили дальние странствия и завоевание Галактики, и я лично думаю, что славили оправданно. Но главную возможность они проглядели начисто. Они, пожалуй, и не могли предвидеть, что нашим оружием в покорении иных миров станут не крейсеры, но книги. Мы подрываем галактические устои нескончаемым потоком человеческой мысли. Наши слова проникают в такие бездны Вселенной, куда никогда не добрались бы наши корабли.

— Вот именно, это я и хотел сказать! — торжествующе вскричал Джаспер. — Ты попал в самую точку. Но если уж рассказывать Галактике байки, пусть это будут наши, человеческие байки. Если навязывать инопланетянам билль о добродетелях, пусть это будут наши, человеческие добродетели. Как прикажете сохранить их человеческий смысл, если изложение мы перепоручаем машинам?

— Но ведь машины-то человеческие, — возразила Анджела.

— Машина не может быть полностью человеческой. По самой своей природе машина универсальна. Она с равным успехом может быть земной и кафианской, построенной на Альдебаране или в созвездии Дракона. И это бы еще полбеды. Мы позволяем машине устанавливать норму. С точки зрения механики достоинство заключается в том, чтобы ввести шаблон. А в литературных вопросах шаблон — требование убийственное. Шаблон не способен измениться. Одни и те же ветхие сюжеты используются под разными соусами снова и снова, до бесконечности. Может статься, в данный момент расы, которые нас читают, еще не видят в шаблоне греха, поскольку пока не развили в себе ничего даже отдаленно напоминающего критическую способность. Но мы-то должны видеть! Должны хотя бы ради простой профессиональной гордости, которую мы предположительно еще не утратили. В том-то и состоит беда машин, что они уничтожают в нас эту гордость. Некогда сочинительство было искусством. Теперь оно таковым не является. Книги выпускаются на машинах, как типовые стулья. Пусть даже неплохие стулья, вполне пригодные для того, чтобы на них сидеть, но не отличающиеся друг от друга ни красотой, ни мастерством сборки, ни…

Дверь с грохотом распахнулась, и по полу загремели тяжелые шаги. На пороге вырос Зеленая Рубаха, а за его плечами, дьявольски усмехаясь, сгрудилась вся команда кафиан.

Зеленая Рубаха придвинулся к столику, сияя радостью и приветственно раскинув руки. Остановившись подле Харта, пришелец похлопал его увесистой ладонью по плечу.

— Ты меня помнить, нет? — осведомился он, медленно и старательно подбирая слова.

— Конечно, — ответил Харт, поперхнувшись. — Конечно, я вас помню. Разрешите представить вам мисс Маре и мистера Хансена.

Зеленая Рубаха произнес с заученной правильностью:

— Счастлив быть знаком, уверяю вас.

— Присаживайтесь, — пригласил Джаспер.

— Очень рад, — сказал Зеленая Рубаха и сел, подтащив к себе стул. При этом ожерелья у него на шее мелодично звякнули.

Один из кафиан с пулеметной скоростью прострекотал что-то на своем языке. Зеленая Рубаха ответил отрывисто и махнул в сторону двери. Все кафиане, кроме него, вышли из бара.

— Он быть обеспокоен, — пояснил Зеленая Рубаха. — Мы замедлять — как это сказать — мы задерживать корабль. Они без нас улететь отнюдь не могут. Но я указал ему не беспокоиться. Капитан будет рад, что мы замедлять корабль, когда увидит, кого мы привели. — Он наклонился и похлопал Харта по колену. — Я тебя искать, — сообщил он. — Искать широко и долго.

— Это что еще за шут гороховый? — спросил Джаспер.

— Шут гороховый? — переспросил кафианин, насупившись.

— Титул, означающий крайнюю степень уважения, — поспешно заверил Харт.

— Ясно, — сказал Зеленая Рубаха. — Вы все писать истории?

— Да. Все трое.

— Но ты писать лучше всех?

— Ну, знаете, — пролепетал Харт, — я бы так не сказал. Видите ли…

— Ты писать выстрелы и погони? Бах-бах, тра-та-та-та?

— Н-да. Виноват, действительно приходится.

Зеленая Рубаха засмущался и произнес виновато:

— Знать я раньше, разве посметь бы мы выбросить тебя из таверны? Это было очень смешно. Мы же не знать, что ты пишешь истории. Когда узнать, кто ты, то побежать тебя ловить. Но ты убегать и прятаться.

— Что тут все-таки происходит? — поинтересовалась Анджела.

Кафианин зычно кликнул Блейка.

— Обслужить, — распорядился он. — Эти люди мои друзья. Подать им лучшее, что у вас есть.

— Лучшее, что у меня есть, — отозвался Блейк ледяным тоном, — это ирландский виски по доллару за стопку.

— Монет у меня много, — заверил Зеленая Рубаха. — Ты подать это, что я не могу повторить, и ты получить, что просишь. — Он обернулся к Харту. — Я приготовить тебе новость, мой друг. Мы очень любим писателей, которые умеют писать бах-бах. Мы читаем их всегда-всегда. Получаем большое возбуждение.

Джаспер захохотал. Зеленая Рубаха резко повернулся, удивленный, и его кустистые брови соприкоснулись.

— Это он от счастья, — поторопился разъяснить Харт. — Он обожает ирландский виски.