Женщины смотрели, как завороженные.
Наконец Палома прошептала:
— Откуда это у тебя?
— Не только у меня! — Северянин веселился от души. Ребром загрубевшей ладони он разделил горку камней на три части и сгреб одну обратно в кошель. Вторую придвинул наемнице, третью — Лигейе.— Забирайте. У вас на эти камешки прав не меньше, чем у меня!
Ни Палома, ни графиня даже не шелохнулись, не сводя потрясенных взоров с Конана. Отсмеявшись, тот наконец соизволил объяснить.
То, что Гарбо пытается обмануть его рассказом о волшебной косальской статуэтке, Конан понял почти сразу. И глаза у вора как-то нехорошо бегали, когда он выкладывал всю эту историю, и потом Грациан намеками подтвердил, что дело нечисто…
Но больше всего наблюдательного киммерийца убедило поведение Тусцеллы. Когда он подглядывал за «черным бароном», тот тряс фигурку и поглаживал ее, как самое дорогое сокровище.
Но ведь та явно оказалась не в состоянии предупредить хозяина об опасности… И сам Тусцелла заявил громогласно, что не верит ни в богов, ни в демонов — суеверный человек поостерегся бы так бросаться словами.
В общем, Конан успел обшарить спальню Стервятника и взломал сундук-сокровищницу. А когда разбил глиняного идола…
— Все это было там! Все драгоценности, которые скопил этот недоумок! Он так любил свои камешки, что не мог с ними расстаться — а чтобы не обокрали свои же подельщики, спрятал их внутри статуэтки.
— Но зачем Гарбо хотел, чтобы Конан украл этого божка? — изумилась графиня.— Ведь когда они разделались бы с Тусцеллой, он и так получил бы все!
Улыбнувшись наивности пожилой женщины, Палома пояснила:
— Во-первых, план мог провалиться, и Стервятник избежал бы ловушки — а Гарбо все равно заполучил бы камни, благодаря Конану. А во-вторых… он не хотел делиться со своими людьми, если бы сокровище нашел кто-то из них!
— Что ж, и поделом ему тогда! — мстительно засмеялась Лигейя.— Этот мальчишка — в точности как мой покойный братец. Хитрый, жадный глупец! Не бойся, киммериец, от нас с Паломой никто ничего не узнает. Я скажу и Гарбо, и Грациану, что мы трое не разлучались ни на миг и понятия не имеем ни о каких сокровищах. Пусть гадают, куда делся косальский божок!
— Вот это и будет мне лучшей наградой за твое поручение! — с громовым смехом отозвался киммериец.
— Так ты согласен?
— Еще бы!
— Тогда я буду ждать твоего возвращения.— Поднявшись со своего места, графиня Лигейя приблизилась к киммерийцу и по-матерински поцеловала в лоб.— Доставь мне моего мальчика живым и невредимым…
— Я тоже буду ждать.— Палома подняла сжатый кулак, в традиционном приветствии братьев по оружию.
Конан ответил ей таким же жестом.
* * *
…Пожилая женщина и человек, прикованный к креслу,— одни в полутемной комнате…
— Ты затеял опасную игру, сын. Опасную игру. Я тревожусь за тебя.
Он молчал так долго, что она усомнилась, понял ли он ее слова. И наконец отозвался:
— Я ждал десять лет, чтобы услышать это от тебя. Но… ты на моей стороне?
— Как ты можешь спрашивать об этом?!
— Ты — дитя своего отца.
— То же самое могу сказать и о тебе.
И вновь тишина повисла между ними. Сказано было слишком много — для того, кто умел слышать невысказанное.
Наконец мужчина вновь подал голос:
— Осталось две луны. Думаешь, мы успеем?
— Все предусмотреть невозможно — так уж устроена жизнь. Но мы постараемся.— В голосе женщины звучала убежденность, которой, возможно, в душе она и не ощущала.— Я верю в тебя, сын.
Он засмеялся горьким, ироничным смехом.
— Старуха и калека. О, какая блестящая пара!
Рассерженная, она не дала ему договорить:
— Мудрость и опыт. Хитрость и предвидение. Были ли когда-нибудь лучшие игроки?!
Он пожал плечами.
— Что ж, посмотрим. В любом случае, игра началась. И первый ход за нами…
