Братья - [2]

Человек по имени Чжао Шэнли в тот самый момент, как назло, вбежал в туалет. Был он одним из двух юных дарований нашей Лючжэни и, когда увидел всунутые вниз чьи-то голову и тело, тут же понял, в чем дело. Одной пятерней сгреб Ли за шиворот и, как редьку, выдернул его наружу.

Тогда Чжао Шэнли, то бишь Чжао по имени «Победа», было за двадцать. Он уже опубликовал в цветном журнале нашего уездного дома культуры одно стихотвореньице в четыре строки и получил свое прозвище — Стихоплет Чжао. Застукав в нужнике знакомца, Чжао весь аж покраснел от возбуждения. Он выволок четырнадцатилетнего Ли из сортира и пошел нудеть. Но и тут из него истекала сплошная лирика:

— Поля все в золотых цветах рапса — на них ты не глядишь; рыбки резвятся в воде ручейка — на них ты не глядишь; как хороши белоснежные облака в лазоревом небе — ты и головы не поднимешь посмотреть; в нужнике вонь несусветная, а ты опускаешь голову да еще и втискиваешь ее…

Стихоплет Чжао громогласно вещал у нужника, и прошло больше десяти минут, а из женского туалета не доносилось и шороха. Стихоплет разнервничался, подбежал к двери и принялся орать снаружи, чтоб те пять задниц, что были внутри, поскорей выходили. Тут он подзабыл, что был утонченным поэтом, и вопил без тени изысканности:

— Давайте завязывайте там ссать, ваши жопы тут обсмотрели со всех сторон, а вы ни сном ни духом, выходите уже!

Хозяйки пяти задниц в конце концов выбежали наружу, словно бросаясь в атаку: булькая от гнева, скрежеща зубами, визжа и заходясь плачем. Слезами обливалась как раз та малютка, что в глазах Бритого Ли и гроша ломаного не стоила! Девочка лет одиннадцати, закрывая лицо руками, ревела так, что все ее тело ходило ходуном, как будто не задница досталась на погляд Бритому Ли, а он ее саму поимел. Ли стоял с вцепившимся в него Стихоплетом, глядя на воющую девчонку, и думал про себя: «Ну че ты ревешь? По твоей недоразвитой жопе нечего и убиваться. Я, твою мать, одним глазком всего глянул, и то до кучи».

Последней вышла красивая семнадцатилетняя девушка. Лицо ее было красным от стыда. Она бросила на Бритого Ли быстрый взгляд, торопливо обернулась и пошла прочь. Стихоплет Чжао, надсаживая горло, все звал ее не уходить, звал вернуться, чтоб она не стеснялась, а поскорей внесла конструктивное предложение. А она даже головы не обернула и удалялась все быстрее и быстрее. Бритый Ли, глядя на то, как поворачивались при ходьбе ее ягодицы, сразу понял, что та круглая, словно бы литая, задница принадлежала именно ей.

Когда она отошла уже далеко, рыдающая малолетка тоже пропала, а одна из худых принялась честить Бритого Ли на чем свет стоит, оплевав ему все лицо. Потом пообтерла руками рот и тоже ушла. Бритый Ли следил, как она уходит, и приметил, что жопа у нее была худая, под брюками ее и вовсе не видно.

Оставшиеся трое потащили несчастного под конвоем в отделение: сияющий Стихоплет, толстая, как свежий филей, задница и в довесок еще худющая солонина. Они волочили Бритого Ли по нашему маленькому поселку, где не было и пятидесяти тысяч населения. На середине пути в дело вмешалось второе юное дарование Лючжэни — Лю Чэнгун.

Этому Лю Чэнгуну со звучным именем «Успех» тоже было чуть больше двадцати лет. Он тоже опубликовал в цветном журнале нашего уездного дома культуры свое творение — аж рассказ, убористым шрифтом занявший целых две страницы. По сравнению с четырьмя строчками Стихоплета Чжао, втиснутыми в шов переплета, две страницы Лю Чэнгуна гляделись куда важней, и он тоже заслужил себе достойное прозвище — Писака Лю. Писака прозвищем не уступал Стихоплету и во всем остальном перед ним не тушевался. Он держал в руках пустой холщовый мешок и, по правде говоря, собирался пойти в лавку за рисом, но, увидев, что Стихоплет сцапал Бритого Ли, пока тот подглядывал в нужнике, и вышагивает, надувшись, как индюк, Писака Лю подумал про себя, что не дело давать ему так тянуть на себя одеяло и нужно самому тоже поучаствовать. С видом подоспевшего спасителя Лю заорал:

— Иду на помощь!

Стихоплет и Писака были собратьями по перу, и Лю соловьем разливался, нахваливая четверостишие Чжао, а тот басенной кукушкой нахваливал двухстраничный рассказ Писаки. Поначалу Стихоплет тянул за собой Бритого Ли, теперь же бурчащий Лю выдвинулся вперед, и Стихоплет отодвинулся влево, а место справа уступил Лю. Так два юных дарования нашей Лючжэни стакнулись вместе, бок о бок волоча за шиворот Бритого Ли, и волочили безбожно долго. Они в две глотки твердили, что надо свести его в отделение. Поблизости было одно, но его, как нарочно, вели не туда, а кружным маршрутом тащили в другое, дальнее, да не переулками, а самыми большими улицами, желая всласть накрасоваться. Они тащили Ли по поселку, и сами начали ему завидовать:

— Смотри ты, два юных дарования ведут тебя под конвоем, ты, шпана несчастная, — тот еще везунчик…

Чжао для полноты картины добавил:

— Это подобно тому, как если бы Ли Бо[1] и Ду Фу* конвоировали тебя…

Писака счел, что сравнение Стихоплета ни в какие ворота не лезет, Ли Бо и Ду Фу — оба поэты, а он, Лю, как-никак пишет рассказы, потому он подправил: